Пристали к деревне, где ханты, ещё у реки
Продали нам шкуры медвежьи. Сказали: «Не мало
Добыла старуха... тут есть... добивались руки
Её молодые охотники, не принимала -
Шаманка! Её не рисуйте, - сказали, - с чутьём
Вы сами - увидите дух её тайный звериный
(Медведей валила), и дом не рисуйте её,
Умрёте — такое поверье — вас духи отринут».
Шаманка: на вид ей все двести, как узел корней
Таёжный, замшелый, прекрасный... И тут же был ворон,
Как паж, проводник-переводчик, советник при ней.
Был с нами фотограф, худрук наш, он щёлкнул затвором
И снял её сзади без спроса. Она, побледнев,
Едва улыбнувшись чему-то, как будто не смея
Простыми земными словами свой выказать гнев,
Сняла его и отдала нам (как бусы — пигмеям!)
В медвежьих клыках. И сказала: «Вот мой амулет,
Трофей мой, вся жизнь-добыча на кожаной нити.
Вот сколько добыто здесь зверя, вот столько мне лет.
А больше не будет, в музей отдаю, сохраните.
И умер худрук наш в тот год ещё, не повезло,
И двое... А, может, медведи её рисовали
По-своему как-то, надмирно, без спроса, назло?
Клыки их в музее, шаманка, не знаю, жива ли.