Опять по телевизору балет…
Всё повторится, может быть, когда-то.
И мы, плоды любви шестидесятых,
поставим водку с хлебом, на столе.
Лимоном в чае плавает луна,
там, за стеклом ещё не слишком поздно,
но битых пикселей засвеченные звёзды -
на мониторе чёрного окна.
Мы - за столом. На птичьем языке,
друг друга понимаем с полуслова:
стихи - для свиста взятая основа,
да небо, на бетонном потолке,
где вместо солнца - старенький патрон,
с неяркой лампочкой, под конусом газеты
«Известия» - из жизни иноземной,
утопленник в течении времён.
Квартирников потерянный регтайм,
дым папиросный, аромат карболки,
и запах строк, неуловимо тонкий,
и междустрочье запредельных тайн.
Ещё напишет праведник-поэт,
что прошлое так часто вспоминаем мы,
не потому ли, что туманно ожидание,
и не известно, скоро ли рассвет.
«За жизнь» – психоделический свистёж,
гонимый ветром коммунальной кухни,
а запах рыбы, (трижды хоть протухни)
под наши споры, чудо, как хорош!
Подцепим вилкой рёбра путассу,
глотнём полста, чтоб не засохло горло,
и в осени, как путассу прогорклой,
своим стихам устроим самосуд.
Поженим дважды, неиндийский чай –
заварка Родины чуть горше и темнее,
и пусть не так здесь много разных мнений,
замолкнем, что-то ляпнув, невзначай.
Сложив в коробки, на балкон выносим
листков упавших, не звучавший звон.
На кухню к нам заглядывает осень,
сквозь пустотой заваленный балкон.
