Отставной пограничник Егорыч третий год жил на даче. Дачка была так себе, не ахти, и досталась ему от покойной жены Тамары.
Но вот уже года три, как жены не стало, и с тех пор он жил один. И сейчас, преодолев неблизкий путь от железнодорожного полустанка, где провожал он в далёкий Челябинск дочь Зойку, которая приезжала погостить ненадолго вместе с мужем Юрием, он в который раз шёл знакомой тропинкой к своему лесному пристанищу, и подойдя к знакомой до боли калитке, пнув привычно рыбацким сапогом почерневший от дождей косяк, зашёл в сени. Сразу пахнуло непривычной тишиной.Бросив мимолётный взгляд из сеней на неубранную кучу листьев,
да на пыльные мысы своих сапог, недовольно крякнул, но всё - же прошёлся по ним видавшим виды берёзовым веником, который тот час зашвырнул в угол сеней, и прошёл в " горницу", как мысленно он называл про себя единственное помещение дачи. Окинув взглядом оклеенную газетой комнату, которую " доводить до ума" не было ни сил, ни желания, он, не снимая сапог, прошёл к старенькому холодильнику, и достал из него привезённую зятем Юрием начатую бутылку " Арарата". Поправив на носу очки, с минуту недоверчиво разглядывал двухязычную этикетку, затем плеснул в стакан года этак 57 - го выпуска, удивлённо наблюдая, как странно смотрится дорогая янтарная жидкость на дне щербатой посудины... Но пить не стал, а поставил стакан на край стола. Затем присел около самодельного камина, сооружённого в углу, сразу за кроватью, и чиркнул спичкой под горстью заранее приготовленной щепы, которая впрочем, скоро занялась, и камин ожил.Камин был тайной гордостью Петра Егорыча. Его он сооружал в тайне от супруги, в надежде удивить её на очередной юбилей, что впрочем, должного успеха не возымело, и он привычно сник, когда жена пилила его, намекая на то, что время, потраченное на сооружения камина, можно было - бы потратить " с пользой для дела", на что он не возражал, так как к старости характером обладал покладистым, конфликтов не любил, и уже во всём давно привык потакать супруге.
Услышав треск горящих поленьев, вовремя подброшенных хозяйской рукой, появилась невесть откуда взявшаяся Жулька, и преданно стуча хвостом по дощатому полу, улеглась перед хозяином. Егорыч перевёл взгляд пламени камина на собаку, и невольно усмехнулся... Глядя в желтоватые, слезящиеся глаза начинающей дряхлеть уже суки, он вспомнил, как подобрали они её вместе с женой по дороге сюда, на дачу, и как полупьяный местный электрик Илюха, проезжая мимо на своём " Ижаке", насмешливо прокричал ему: " Ну и на кой ... тебе этот кобиздох?". Но Жульке суждено было прижиться.Жулькино имя было выбрано тоже Тамарой, хотя для Егорыча это принципиально разницы не имело.Собака, как будто чувствовала мысли хозяина, и жеманно жмурила глаз в мерцающем пламени камина. Бросив ставшую бесполезной " беломорину " в очаг, он подхватил со стола конъячный стакан, снова присел на табурет, и устремил взгляд на горящие поленья.....
-"Рота подъём, строится на плацу!"- зычный голос старшины Луганского привычно подбросил с казённых простыней курсантов, и заставил устремится к выходу.Курсант Ершов тоже поспешил примкнуть к потоку первокурсников, и бежал, чувствуя, как намокает на правой ноге кровавая мозоль от неумело навернутой портянки.Вскоре строй уже громко звенел подковками сапог по брусчатке училищного плаца.. Затем - утренний моцион, завтрак в училищной столовой, занятия, стрельбы, наряды... Вот так и пролетели все три года учёбы. Правда, были ещё редкие отпуска, за которые Петя успевал навестить своих стариков в их деревухе, и мать укладывала в дорогу домашние шанежки со свойским творогом и грибами.
1970 -ый. Выпуск. Китайская граница....
Трясущийся на ухабах командирский "Уазик" с новорождённой Зойкой...
---------------//---------------
Егорыч вспомнил, как Зойка не раз звала к себе , насовсем, но понимал, что делает она это скорее ради приличия, зная заранее, что он откажется. Зачем он там молодым? Он встал, допил терпкий напиток, и подошёл к окну...
Верная Жулька сразу потянулась за хозяином.
-" А листья - то всё - таки надо убрать," - подумалось опять, как вдруг кто - то невидимый, сжал до боли сердце, напрочь не давая дышать, перед глазами поплыли красные разводы и обручи. Вдруг Егорыч увидел перед собой вспышку, там, в окне, совсем далеко, за лесом, и себя, маленького, стоящего перед окном. Перед далёким окном своего детства, в дедовских валенках, не по размеру, с самодельным корабликом в руках, вырезанным из бересты, тем самым, что подарил ему отец. Он скорее услышал, чем ощутил, как неслышно подошла к нему сзади мать. Мать взяла его сзади за плечи, и стала смотреть вместе с ним в незашторенное окно, где грачи топтали грязноватый мартовский снег.
- " Грач - птица весенняя , сынок...." - успел услышать он её голос...
---------------//---------------
Первым бегущую по дороге с жалобным воем Жульку, увидел Электрик Илюха...
P.S.: На похороны Егорыча я не попал, но потом, всякий раз, проходя мимо его потерявшей прежний вид дачки,
я всякий раз, оглядываясь,вспоминал наш ночной разговор в купе вагона, его крепкий чай в эмалированной кружке, коим приветливо встречал он меня на пороге своей дачи ,и его верную Жульку....
