Рожден был в тюрьме,
В тюрьме бы он умер,
Не предаваясь борьбе,
Не будь так безумен.
Годы за прутьями.
Кем сюда заточен?
Предыдущими?
За что всем окружён?
Ответ не найти,
Не рвется наружу.
Навек взаперти
«Слаб я, не сдюжу».
Не убивал, кажись, никого.
Жизнью питает лишь одного.
Годы идут, усилия тщетны.
Больше сказать: они незаметны.
Бьётся. Стучит по пористым прутьям,
Хочет пробраться к своим милым судьям.
Нет больше сил,
Быть может все это он и заслужил?
Лёжа в томленьях,
Надежд не храня,
Не ждал и спасенья.
И нет в нем огня.
Стены тонки оказались в темнице,
И что-то такое сейчас в нем теплится.
Слышит он стук вдруг снаружи глухой,
Он так же отчаян, такой же слепой.
Гремит он все громче, но прутья крепки,
Одно лишь спасение есть от тоски.
Места не хватит уж скоро в тюрьме,
Закончатся ль скоро томленья во тьме?
Отчётливей слышно, что кто-то стучит,
А узник внезапно весь светом горит.
Расплавились прутья, свобода, конец,
Пустая темница. Расцвел в миг дворец.
Жаром огня он плавит ей стены,
Моменты сияния двух так блаженны.
