На старом пустыре, где свалка и бурьян,
Подобно призраку, цыган скользит во мраке.
За ним идут толпой сиротки и собаки.
Горбатый сын Луны, пергаментный цыган.
Он носит в рукаве и змей, и мотыльков,
Пенджабские дворцы и пагоды Китая.
Вот тигр из рукава – прыжок, и был таков.
Лишь искра от него во тьме осталась, тая.
Оборвыши бредут, забыв пустой живот.
Благой Луной храним театр для сирот.
"Еще давай! Еще!" – глядят завороженно.
Но все бледней Луна, а небо все светлей.
Нет больше в рукаве ни мотыльков, ни змей.
И, руки опустив, он сник опустошенно.
