…
– Иду.
Она ещё крадётся следом,
ещё маячит небо впереди,
ещё ступени тянутся из тьмы,
пронзает тело холодом распада,
здесь мрачно, упиваются тоской
эринии, я сам – почти что умер…
Любимая, ты здесь?
– Я здесь. Иди.
Как странно: голос твой печаль родит.
Я выведу на свет тебя, но той,
меня любившей с жаром Эвридики
как будто больше нет. Ты вся – покой.
Под сводом стен подземного дворца
я пел тебе, я Смерть смутил кифарой,
но ты – но ты! – не слушала меня!
Ты здесь?
– Иду.
Ступеням нет конца.
Что за награда – слышать тень, но тронуть,
взглянуть, обнять, обдать теплом – не сметь?
Когда ещё спускался смертный к трону
загробного владыки песни петь?!
Я шут, я стал посмешищем, я жалок,
и это ты заставила меня!
Идёшь ли ты?!
– Иду. (Как много надо
великим, чтоб уверовать в себя)
Уже сейчас. Уже недалеко.
Ты скоро обретёшь земную кожу.
Но сможет ли душа вернуть опять
(после того, как разделила ложе
не с мужем, но с могуществом земным)
наивность человеческого лика?
Ты вся – ответ, и ты же – повилика…
Дай на тебя взгляну в последний раз.
Я не смогу жить с мёртвой Эвридикой.
