Сохрани мою тень, сохрани мою речь и меня, пожалуйста, сохрани. Я ходил по земле, я пытался сберечь то, что выдали мне волхвы, только золото всё переплавили в звон никому не нужных монет, даже Искариот предпочёл серебро, отправляя меня на смерть. Он стоял и курил, глядя, как на кресте я висел—распятый, живой. Было странно, но дым, дым его сигарет мне был слаще, чем ладан Твой, и когда я лёг в гроб и Иосиф залил миррой мой неостывший труп, я смеялся в лицо, вспоминая грехи, за которые Страшный Суд перенёс на потом: людям, право, плевать, и на суд, и на ад, и на рай. Им не нужен был Бог, им не нужен был Царь, да и Жертва им не нужна. Мой терновый венец, окроплённый моим потом с кровью, втоптали в грязь. Я боюсь их, Отец. Я боюсь не спасти всех, кого я должен спасать.
А Иуда курил, и молчал, и смотрел, как в пещеру труп занесли, и когда все ушли на один из камней бросил пепел вместо земли.
