Не отпускала мать Климену прочь отъ стада,
Климена животу была тогда не рада:
Пусти меня, пусти, она просила мать,
На половину дня по рощамъ погулять.
Лишъ выпросилася, къ любезному послала,
И чтобъ увидѣлся онъ съ нею приказала,
Въ дубровѣ за рѣкой, гдѣ съ нею онъ бывалъ,
И много отъ нея приятства получалъ,
Въ приятномъ мѣстѣ томъ, гдѣ ею сталъ онъ плѣненъ,
И гдѣ ей клялся быть до смерти не премѣненъ,
Въ томъ мѣстѣ гдѣ ее онъ часто обнималъ,
И гдѣ онъ въ первый разъ ее поцаловалъ.
Пошелъ: душа ево давно того желала.
Какая мысль ево къ Клименѣ провождала!
Играло все тогда въ Дамоновыхъ глазахъ,
Прекрасняй и цвѣты казались на лугахъ,
Журчащія струи быстряе протекали,
Въ свирѣли пастухи согласняе играли:
Казалася сочняй и зеленяй трава,
Прямяе древеса и мягче мурава:
Здѣсь слышитъ пастуха клянущаго измѣну,
Тамъ жестокость, тамъ гнѣвъ, а онъ свою Климену,
Всегда въ своихъ стихахъ безъ жалобы поеть,
А жалуясь вину на злой случай кладетъ,
Хотя когда часы ему и докучаютъ;
Климена невинна: случаи разлучаютъ:
И мысли, что ея прекрасняй въ свѣтѣ нѣтъ,
Любви ево мнитъ онъ, завидуетъ весь свѣтъ,
И помнитъ веселясь, чьемъ серцемъ онъ владѣеть.
Что надобно другимъ, то онъ уже имѣетъ.
Пришелъ на мѣсто то, и ждетъ своей драгой.
Приди подъ тѣнь древесъ, въ березникъ сей густой,
Вздыхая говоритъ, и будто какъ не вѣритъ,
И правда кажется въ любови лицемѣритъ.
Однако чувствуетъ съ надеждою тоску,
Гуляя по лужкамъ въ любезномъ семъ лѣску.
О тропки, говорить, которы мнѣ толь милы,
Вы будите всегда отъ нынѣ мнѣ, постылы.
Когда не буду зрѣть въ сей день любезной въ вась!
Ему за цѣлый вѣкъ казался етотъ часъ.
Сучокъ ли оторветь вѣтръ или вѣтку тронетъ,
Иль къ брегу камушекъ въ рѣчныхь струяхъ потонетъ,
Или послышится чево хотя и нѣть,
Ему казалося, что-то она идетъ,
Сто разъ къ ея пути очами обращался,
И съ нетерпѣніемь Климены дожидался.
Въ послѣдокъ утомленъ сошелъ къ водамъ на брегъ,
И ждучи въ муравахъ спокоить духъ свой легъ.
Заснулъ, но всякую минуту просыпался;
И въ сладкомъ снѣ ему приходъ ея казался.
Вдругъ слышитъ легкій шумъ: обрадовавшись мнитъ,
Конечно то она уже теперь шумитъ.
Взглянуль, она въ глазахъ; какая радость стала!
Душа Дамонова, душа вострепетала;
Однако онъ свое присутствіе таить,
И притворяется тутъ лежа будто спитъ.
Любовница, ево по рощѣ возглашаетъ,
И съ гнѣвомъ отъ любви досадуя пеняетъ:
Безумна я коль такъ, что я сюда пришла;
Но вдругъ на муравѣ лежащаго нашла,
Толкаеть, встань Дамонъ, проснись мой свѣтъ проснися,
Климена предъ тобой, проснись и не крутися:
И стала спящаго присѣдши цаловать;
Чтожъ чувствоваль Дамонъ? Онъ можетъ то сказать.
Она притворный сонъ отъ глазъ ево отгнала,
И съ мягкихъ сихъ муравъ съ возлюбленнымъ востала,
А онъ ея обнявь, что долго не видалъ,
Какую велъ съ ней рѣчь отъ радости не зналъ,
Въ любовничихъ устахъ бываетъ рѣчь смѣшенна,
Но лутче всѣхъ витійствь хотя не украшенна.
Пошелъ Дамонъ гулять съ возлюбленной своей,
И цаловался онъ на всякой тропкѣ съ ней.
Она по дняхъ, что съ нимъ такъ долго не видалась,
Отъ алча зрѣть ево жесточе разгаралась,
И что толь много дней часа сего ждала,
Во изступленіи прерадостномъ была.
Толь сладкихь никогда словь нимфы не слыхали.
Которы въ сихъ мѣстахь прекрасныхь обитали
И Ехо знающе любови пастуховъ,
Не повторяло тутъ толь нѣжныхь прежде словъ.
Какъ птички на кустахъ любовь свою вспѣвали,
Любовникамъ къ любви желанья придавали.
Какъ въ сихъ мѣстахъ зефирь вокругъ цвѣтовь леталъ,
И въ терніи свою прекрасну обнималъ,
Которая къ нему листки свои склоняла,
И колебаяся вѣтръ мягкій цаловала,
Любовникъ дѣйствію Зефира подражалъ,
Какъ розу сей, онъ такъ Климену обнималъ:
И долго тутъ побывь, какъ время пробѣжало,
Жалѣли, что еще часовъ имъ было мало.
