Цезарион

Отчасти чтоб в эпохе той найти какой-то штрих,

отчасти для времяпрепровожденья

вчерашней ночью я открыл одну из книг

о знаменитых Птолемеях — что за чтенье —

хвалы и лести в изобилье

все удостоились равно. Всяк знаменит,

славен, могуч и милостив на вид;

в своих деяньях всяк наимудрейший.

А что касается до женщин из их рода, то они —

все Береники, Клеопатры, какую ни возьми.

Когда же нужный штрих в эпохе удалось мне обнаружить,

я был готов оставить книгу, не останови

меня заметка небольшая о царе Цезарионе —

она вдруг привлекла мое вниманье…

И вот вошел ты во всем неизъяснимом

очаровании. В истории немного

осталось по тебе невнятных строк,

но тем свободней я создал тебя в своем воображенье,

сотворил прекрасным, чувствующим глубоко;

мое искусство наделило лик твой

влекущей, совершенною красой.

Я живо так вообразил тебя

вчерашней ночью, что, когда погасла

лампа моя — намеренно дал я догореть ей, —

вообразил я дерзко, как ты входишь в мою келью,

и вот мне мнится, что ты стоишь предо мною, как стоял ты

перед Александрией, в прах поверженной,

бледный и изнемогший, но совершенный, даже в скорби

все еще надеясь, вдруг да пощадят

подлые, те, что нашептывали: «Цезарей слишком много».