Как часто, возмущен сна грустным обаяньем,
Мой дух кипит в избытке сил!
Он рвется в облака мучительным желаньем,
Он жаждет воли, жаждет крыл.
О! молодая мысль с презреньем и тоскою
Глядит на жизни темной даль,
На труд, лелеемый пурпурною зарею,
На скорбь, на радость, на печаль…
Питая свой восторг, безумный и строптивый,
Мятежно рвется ввысь она…
В чертоги вымысла влекут ее порывы,-
Уж вот пред ней блестит волна,
Корабль готов отплыть, натянуты канаты,
Вот якорь поднят… с берегов
Народ подъемлет крик… вот паруса подъяты:
Лишь ветра ждут, чтоб грудь валов
Кормою рассекать… на палубе дрожащий
Пловец желанием горит:
«Простите, берега!..» Но — моря в влаге спящей
Ни зыби вкруг не пробежит,
Не будит ветерок игривыми крылами
Отяжелевших моря вод,
И туча сизая с сребристыми кудрями
Грозы дыханьем не пахнет…
На мачте паруса висят и упадают
Без силы долу… и пловец
В отчаяньи глядит, как воды засыпают,
Везде недвижны, как свинец;
Глядит на даль… но там лишь чаек слышит крики
И видит резкий их полет.
Вдали теряется в извивах берег дикий:
Там беспредельность настает…
Он смотрит с грустию — ни о**блака, ни тучи
Не всходит в синих небесах,
Не плещет, не шумит на мачте флаг летучий…
Уж ночь ложится на водах:
Он всё еще глядит на руль, где клубы пены
Облиты месячным лучом,
На мачты тонкий верх, туманом покровенный,
На флаг, обвившийся кругом…
1839, Санкт-Петербург
