у вас столик на вечер в зале для некурящих:
каберне совиньон, твердый сыр, поцелуи в руку.
у меня есть ничто, и мы вместе врубаем ящик
по утрам, матеря политику и науку.
у меня есть ничто.
он кусается, как собака,
по-кошачьи царапает, плачет по-человечьи,
но зато у него внезапно не выявят рака,
и никто никогда не сможет его искалечить.
пока все вы играете в юных, шальных, богатых
и скользите по глобусу во избежании стресса,
мы рублями звеним у кофейного автомата
и надеемся, что в лучшем случае выйдет эсперессо.
у меня есть ничто.
он не знает основы танго,
не читает газет и не ест овощей на гриле.
он ко мне возвращается проклятым бумерангом,
улыбается, мол, пока ещё не убили.
он поет поп-баллады, где реквием в эпилоге,
и черт знает вообще из какого он сделан теста,
и, пока меня любят двурукие и двуногие,
я осознанно выбираю пустое место.
ведь его отсутствие лучше любых присутствий,
даже тех, от которых тянет теплом и светом.
он и сам не заметил, наверное, как стал сутью
моих утренних просыпаний под 'без билета'.
у меня есть ничто.
и пока я пишу об этом
на диване в гостиной, он варит на кухне гречку
и танцует у шкафчиков смазанным силуэтом.
у меня есть ничто.
и в ничто моем
прячется
нечто.
