В колхоз далекий в пору сенокоса
Приехал я, чтобы стихи читать.
А после отвечать на все вопросы,
Какие станут люди задавать.
Здесь никогда поэтов не бывало,
Но мной в сельпо, между сапог и вил,
В строю брошюрок желтых, залежалых,
Твардовский1 все же обнаружен был.
Вещала всем с дверей сельпо афишка
О том, что я писатель СССР.
А в клуб пришли девчонки и мальчишки,
Учительница, фельдшер, инженер.
Но я был рад. Колхоз встает с рассветом,
Лишь три часа за сутки спит колхоз,
Ему не до артистов и поэтов,—
Бушует по округе сенокос.
Что мог бы я прочесть ему такое,
Достойное не просто трудодня,
А солнца в сенокос, росы и зноя,—
Нет, не было такого у меня.
И среди белых полевых букетов
Над кумачовым заревом стола
Я призывал на помощь всех поэтов,
Которых мать-Россия родила.
А в зале льны цвели, цвели ромашки
На длинных лавках, выстроенных в ряд,
И тишина, ни шороха, ни кашля,
Лишь было слышно — комары звенят.
За окнами домой проплыло стадо,
Закат погас, и смолкли петухи.
Три женщины вошли и сели рядом
В платочках новых, праздничных, тихи.
На темных лицах, как на негативах,
Белели брови, выгорев дотла,
Но каждая из них, видать, красива
Когда-то в девках, в юности была.
Они отдали все без сожаленья
Полям и детям, помня о мужьях.—
Мне пусты показались сочиненья,
Расхваленные критикой в статьях.
И я прочел для этих трех солдаток
Примерно лет моих, немолодых,
То, что на фронте написал когда-то
Не как стихи, а про друзей своих.
