Нас дома ждут палатки и костры,
И смех детей, и вечера с друзьями,
И камень стен, и трон царя горы,
И тайный круг, в который нас не взяли
По возрасту. Нас ждут ладони жён,
И – настоящих, и воображённых.
Кого-то – босс, кого-то – дирижёр,
Кого-то – старый пёс, коса и жёрнов.
Нас ждёт жара в оплавленных полях.
Нас ждёт потёкший пластик небосвода.
Речная рыба жаждет мотыля,
И к берегам доверчиво подходит,
А нас всё нет. А многих нет совсем.
Нас ждут чабрец и липа, отцветая.
И на калитку вечером соседка
Глянет грустно. Голуби взлетают,
Не слыша свиста – и опять назад
Летят, и вновь стихают в ожиданье.
Прабабкины на полке образа
Ждут, думая о чём-то стародавнем.
Нас ждёт, притихнув, вздрёмывая, мир,
То встрепенётся, то опять зевает.
А мы идём, где пепел и кармин,
Где если тишина – то неживая.
А мы уходим в даль, где нас не ждут,
Отчаявшись. И даже ненавидя.
Туда, где кто-то засевал вражду,
И быстро сжать её уже не выйдет.
И те, кто вправду ждут, молчат о том,
Насколько мы нужны и место пусто,
Чтоб не расквасить мужества картон
Слезой в аморфный, волокнистый сгусток,
Чтоб памяти не смялся тонкий холст,
Чтоб образы ушедших не поблёкли,
И на странице ветхой дон Кихот
Под плесневой не задохнулся плёнкой.
Нас детство ждёт, и юность рядом с ним.
И зрелость в стороне готовит встречу
Для тех, кто цену мира уяснил
И оплатил сполна, по-человечьи,
Червонным, чистым – не иным чета,
В чьих рыбьих жилах голубое с чёрным!
Уже до возвращенья начата,
Бежит строка обратного отсчёта,
Нас ждут. А это значит – мы придём,
Поврозь ли, вместе, духами, телами –
И кто готовит ледяной приём,
Рискует разбудить живое пламя.
