Время

I

вползает мрак семи часов утра –

январская звенящая отрава –

до крошки жар домашний обобрав,

под кожу.

слепо, голодно, шершаво

лицо ощупал холод, не смотрю,

как мотыльком дворовый снежный ангел

в грязи крылами бьётся.

неуют

оглаживает с бархатной изнанки

души зальдевший кокон.

стылый взгляд,

завязший в сахарине чьих-то окон,

погреть бы о стеклярусы гирлянд,

но дверью скрипнул пазик кривобокий

и потащил меня сквозь сумрак и огни.

в стекле колодцы улиц холодели.

проснулся город тюрем и больниц,

казарм, промзон, складов и богаделен.

и серые заборы спецчастей -

идиллия рождественских открыток.

ложится на грунтованном холсте

асфальта пылью и силикальцитом

глубинки неизбывная печаль,

бараки и погосты – побратимы.

и плесневеет мир, кровоточа

иллюзией,

что время

обратимо.

II

но время жадно пожирает нас,

и человек по сути хронотрофен.

он ищет путь, безвыходность признав,

в обход неотвратимой катастрофы.

скользит песок истраченных минут -

под пальцами осыпавшийся берег.

и мнится – кану в тьму и глубину,

не удержавшись, сил не соразмерив.

кто поддается – и уходит в грязь

и ряску лет, в замшевшее посмертье,

кто борется, кичась и молодясь,

кто воскресает, продолжаясь в детях.

но неумолчно щелкает отсчёт

обратный равнодушным метрономом,

и плачь-не плачь – никто и не спасёт.

и я сама себя не сберегла.

одна дорога нам –

с крыльца роддома

до стали секционного стола.