1
НочьЕжами в глаза налезала хвоя,
Прели стволы, от натуги воя.Дятлы стучали, и совы стыли;
Мы челноки по реке пустили.Трясина кругом да камыш кудлатый,
На черной воде кувшинок заплаты.А под кувшинками в жидком сале
Черные сомы месяц сосали; Месяц сосали, хвостом плескали,
На жирную воду зыбь напускали.Комар начинал. И с комарьим стоном
Трясучая полночь шла по затонам.Шла в зыбуны по сухому краю,
На каждый камыш звезду натыкая… И вот поползли, грызясь и калечась,
И гад, и червяк, и другая нечисть… Шли, раздвигая камыш боками,
Волки с булыжными головами.Видели мы — и поглядка прибыль! -
Узких лисиц, золотых, как рыбы… Пар оседал малярийным зноем,
След наливался болотным гноем.Прямо в глаза им, сквозь синий студень
Месяц глядел, непонятный людям… Тогда-то в болотном нутре гудело:
Он выходил на ночное дело… С треском ломали его колена
Жесткий тростник, как сухое сено.Жира и мышц жиляная сила
Вверх не давала поднять затылок.В маленьких глазках — в болотной мути —
Месяц кружился, как капля ртути.Он проходил, как меха вздыхая,
Сизую грязь на гачах вздымая.Мерно покачиваем трясиной, -
Рылом в траву, шевеля щетиной, На водопой, по нарывам кочек,
Он продвигался — обломок ночи, Не замечая, как на востоке
Мокрой зари проступают соки; Как над стеной камышовых щеток
Утро восходит из птичьих глоток; Как в очерете, тайно и сладко,
Ноет болотная лихорадка…. . . . . . . . . . . . . . . .Время пришло стволам вороненым
Правду свою показать затонам, Время настало в клыкастый камень
Грянуть свинцовыми кругляками. . . . . . . . . . . . . . . .А между тем по его щетине
Солнце легло, как багровый иней, -Солнце, распухшее, водяное,
Встало над каменною спиною.Так и стоял он в огнях без счета,
Памятником, что воздвигли болота.Памятник — только вздыхает глухо
Да поворачивается ухо… Я говорю с ним понятной речью:
Самою крупною картечью.Раз!
Только ухом повел — и разом
Грудью мотнулся и дрогнул глазом.Два!
Закружились камыш с кугою,
Ахнул зыбун под его ногою… В солнце, встающее над трясиной,
Он устремился горя щетиной.Медью налитый, с кривой губою,
Он, убегая храпел трубою.Вплавь по воде, вперебежку сушей,
В самое пекло вливаясь тушей, -Он улетал, уплывал в туманы,
В княжество солнца, в дневные страны… А с челнока два пустых патрона
Кинул я в черный тайник затона.2
ДеньЖадное солнце вставало дыбом,
Жабры сушило в полоях рыбам; В жарком песке у речных излучий
Разогревало яйца гадючьи; Сыпало уголь в берлогу волчью,
Птиц умывало горючей желчью; И, расправляя перо и жало,
Мокрая нечисть солнце встречала. . . . . . . . . . . . . . . . .Тропка в трясине, в лесу просека
Ждали пришествия человека. . . . . . . . . . . . . . . . .Он надвигался, плечистый, рыжий,
Весь обдаваемый медной жижей.Он надвигался — и под ногами
Брызгало и дробилось пламя.И отливало пудовым зноем
Ружье за каменною спиною.Через овраги и буераки
Прыгали огненные собаки.В сумерки, где над травой зыбучей
Зверь надвигался косматой тучей, Где в камышах, в земноводной прели,
Сердце стучало в огромном телеИ по ноздрям всё чаще и чаще
Воздух врывался струей свистящей.Через болотную гниль и одурь
Передвигалась башки колодаКряжистым лбом, что порос щетиной,
В солнце, встающее над трясиной.Мутью налитый болотяною,
Черный, истыканный сединою, -Вот он и вылез над зыбунами
Перед убийцей, одетым в пламя.И на него, просверкав во мраке,
Ринулись огненные собаки.Задом в кочкарник упершись твердо,
Зверь превратился в крутую морду, Тело исчезло, и ребра сжались,
Только глаза да клыки остались, Только собаки перед клыками
Вертятся огненными языками.«Побереги!» — и, взлетая криво,
Псы низвергаются на загривок.И закачалось и загудело
В огненных пьявках черное тело.Каждая быстрая капля крови,
Каждая кость теперь наготове.Пот оседает на травы ржою,
Едкие слюни текут вожжою, Дыбом клыки, и дыханье суше, -
Только бы дернуться ржавой туше… Дернулась!
И, как листье сухое,
Псы облетают, скребясь и воя.И перед зверем открылись кругом
Медные рощи и топь за лугом.И, обдаваемый красной жижей,
Прямо под солнцем убийца рыжий.И побежал, ветерком катимый,
Громкий сухой одуванчик дыма.В брюхо клыком — не найдешь дороги,
Двинулся — но подвернулись ноги, И заскулил, и упал, и вольно
Грянула псиная колокольня: И над косматыми тростниками
Вырос убийца, одетый в пламя…
