Который день я брожу по плитам набережных или просто улиц. Который год я не вижу смысла в том, что мир существует. Который день за окном лишь лужи: я ищу этот лучик света. Я прошепчу: «Прошу, послушай…», — незнакомому человеку.
Мы стояли в одном лишь метре, ожидая на переходе. Загорелся зеленый, и вот уж нету его очертаний куртки. Я подожду еще один красный, прежде чем вернуться к дому. В голове слышен голос властный, подстрекающий к перелому телесной формы.
Возвращаюсь. Смотрю на стены. Они все в сером, и мир весь — стены… Срываюсь с нервов. Бегу по лужам. Вдоль труб проточных не видно неба. И в жизни этой не видно ничерта…
Зачем горят планеты, и вместе с ними догораем мы?
Скажи…
Ведь этим летом не будет света. По нашим венам бежит не феррум. И с этой трубкой мы сможем думать, увы, но лишь во снах. А к нашим легким идет не воздух. Идет по легким фторотан. В больничной клетке весь мир стал белым, и краски ждут во снах, но мы не видим их.
Да как обычно…
Иглой больничной нас заставляют выживать. Я стал третичным, забыта личность, наверно, навсегда. Предсмертны речи не будут вечны. Я напишу одно:
«Прощай навечно…
