Ожоги

В семействе Бронте было шестеро детей,
Но Эмили, Шарлотту, Энн люблю безжалостно.
Они прожили мало – и всего горчей,
Что не застали тиражей, улучшенных аккаунтов.
Их матери не стало рано. И бульон
Готовился из птиц, ветвей и слез.
И был он постным, как исход. И сад сожжен,
Укрытый пеплом Млечного пути… пути без звезд.
Мне дивный падал луч в узорчатый бокал,
Я видела картины персиковой лени.
Тем летом ложка вычурна, и сон сморил, и взял
Меня чужой огонь, и взвились тени.
Удар был страшным, кожу с треском сорвало,
Огонь приглаживал хребет, живот. И сажею
Щипал глаза до слез. Поверите ль: назло
Спаситель про себя считал: ничего страшного.
Он вербу взял, творог, лавандовый настой,
Он исходил полмира к старикам.
Из рук пила тысячелистник, зверобой,
Ждала. Ничего страшного. Пока.
Герань издохла. Глиняный горшок – могильный холм.
Ничего страшного. Бинты на нежном – дай-ка…
Зимой ты дробь, енотий мех потащишь в дом,
И вот – герань цветет от настроения хозяйки.
Ты открываешь путь и книгу – клад,
Ничего страшного: ожог пестрит, как астры.
Шарлотта, Энн и Эмили галдят:
Поэт. Полет. Пожар. Так, к маю здравствовать.
Не сирота. А все одно – молчи!
Сегодня в бурю Перевал покинут люди.
И мистер Рочестер средь скал глухих вскричит
Немое «Джейн». Ответ? Его не будет.
Глаза его слепы, поместье – из грехов,
Солнцезащитный крем на веках. А мораль?
В очках удобно, но лазурь небес других тонов,
Когда, несчастный, ты стеклом прикрыт от мая.
Мне было пять. Мой лоб был чист и смел,
Мои ожоги превратились в отчий дом.
Никто бы Джейн обидеть не посмел,
Проникни я нарочно в Гейтсхэд-холл.
Я воскресаю с каждым новым ветром,
Я вижу пастбища, собак, детей и свет.
На локоть – тяжесть сладкую букетов
Бросаю. Ирис, клевер, чуда первоцвет.
О, я узнала, как чужой огонь красив.
Я видела довольно, чтоб стать вещью.
Нет сердца. Есть прибор учета, и достанет сил
На два тарифа: ложь и правду вещие.
Но страшного нет ничего, так Бронте говорят:
Ведь даже вещи вдохновляют на горение.
Какой была бы Джейн лет пятьдесят назад?
Как Твигги, Мэрилин, чье-то искушение?
Ты мой очаг тепла, когда к Писанию наклоняясь,
В мою попала жизнь, с тобою, Джейн, не страшно мне.
Ты – тайна миссис Рид. Я девочкой клялась
По камню разнести бесчувствий башню.
Огонь по-матерински жесток, не жалеет. Чад
Окраса Млечного пути дал силу сестрам. Диво ли,
Что сад и дом целы. На скорости сто шестьдесят
Я скоро буду, Грозовой мой перевал.
О, как это красиво.
Другие работы автора
Просто красивой женщиной
А я хочу слова для новой молитвы: Без отче наш, где шаблонно святится имя. Ничего худого не вижу, если хлеб ситный Вдруг технологию сменит и обратится в глину.
Осень в пекарне мира
Осень в пекарне мира розовые жарит листья, Снится вино и палуба, Сент-Экз в каюте брошен. Сколько, моя любимая, было бессчетных писем, Сколько стрекоз погибло, вывернувшись на брошь.
Моя бабушка родила троих одного уже нет
Моя бабушка родила троих, одного уже нет. Башмаков железных переносила в клочья – вон с ту гору. Она работа в магазине. Она имела много сахара и конфет, Из штапеля платье широкое в талии каждые пять лет – в пору.