В семействе Бронте было шестеро детей,
Но Эмили, Шарлотту, Энн люблю безжалостно.
Они прожили мало – и всего горчей,
Что не застали тиражей, улучшенных аккаунтов.
Их матери не стало рано. И бульон
Готовился из птиц, ветвей и слез.
И был он постным, как исход. И сад сожжен,
Укрытый пеплом Млечного пути… пути без звезд.
Мне дивный падал луч в узорчатый бокал,
Я видела картины персиковой лени.
Тем летом ложка вычурна, и сон сморил, и взял
Меня чужой огонь, и взвились тени.
Удар был страшным, кожу с треском сорвало,
Огонь приглаживал хребет, живот. И сажею
Щипал глаза до слез. Поверите ль: назло
Спаситель про себя считал: ничего страшного.
Он вербу взял, творог, лавандовый настой,
Он исходил полмира к старикам.
Из рук пила тысячелистник, зверобой,
Ждала. Ничего страшного. Пока.
Герань издохла. Глиняный горшок – могильный холм.
Ничего страшного. Бинты на нежном – дай-ка…
Зимой ты дробь, енотий мех потащишь в дом,
И вот – герань цветет от настроения хозяйки.
Ты открываешь путь и книгу – клад,
Ничего страшного: ожог пестрит, как астры.
Шарлотта, Энн и Эмили галдят:
Поэт. Полет. Пожар. Так, к маю здравствовать.
Не сирота. А все одно – молчи!
Сегодня в бурю Перевал покинут люди.
И мистер Рочестер средь скал глухих вскричит
Немое «Джейн». Ответ? Его не будет.
Глаза его слепы, поместье – из грехов,
Солнцезащитный крем на веках. А мораль?
В очках удобно, но лазурь небес других тонов,
Когда, несчастный, ты стеклом прикрыт от мая.
Мне было пять. Мой лоб был чист и смел,
Мои ожоги превратились в отчий дом.
Никто бы Джейн обидеть не посмел,
Проникни я нарочно в Гейтсхэд-холл.
Я воскресаю с каждым новым ветром,
Я вижу пастбища, собак, детей и свет.
На локоть – тяжесть сладкую букетов
Бросаю. Ирис, клевер, чуда первоцвет.
О, я узнала, как чужой огонь красив.
Я видела довольно, чтоб стать вещью.
Нет сердца. Есть прибор учета, и достанет сил
На два тарифа: ложь и правду вещие.
Но страшного нет ничего, так Бронте говорят:
Ведь даже вещи вдохновляют на горение.
Какой была бы Джейн лет пятьдесят назад?
Как Твигги, Мэрилин, чье-то искушение?
Ты мой очаг тепла, когда к Писанию наклоняясь,
В мою попала жизнь, с тобою, Джейн, не страшно мне.
Ты – тайна миссис Рид. Я девочкой клялась
По камню разнести бесчувствий башню.
Огонь по-матерински жесток, не жалеет. Чад
Окраса Млечного пути дал силу сестрам. Диво ли,
Что сад и дом целы. На скорости сто шестьдесят
Я скоро буду, Грозовой мой перевал.
О, как это красиво.
