Взъерошенные волосы, серьга в ухе, рваные джинсы и майка с неприличной надписью.
Серёгу-шоумена можно принять за подростка, спешащего домой после очередной тусовки.
Но он – давно уже вырос, и всего час назад выступал с концертом перед многотысячной толпой поклонников. Пел песни, смело шутил и скакал между рядами зрителей, как молодой джейран.
Быстро перевоплотившись из яркого артиста в обычного человека, он выходит из чужой гримёрки и собирается покинуть здание.
Пока толпа фанатов ждёт кумира у служебного выхода, время от времени взрываясь криками и напирая на телохранителей, музыкант смело пересекает фойе, проходит через стеклянные двери и направляется в сторону парковки машин.
Людей здесь уже немного. Узнавая звезду, они замедляют шаг и удивлённо хлопают глазами.
Шоумен невозмутимо движется к своей цели. Он смотрит только вперёд, чуть прищурившись и самодовольно улыбаясь.
Девушка с наро́щенными ресницами, похожими на крылья бабочки, раскрыв рот, готовится закричать: «Смотрите! Смотрите! Это же он!»
Но… не успевает.
Серёга ловко запрыгивает на заднее сидение чёрного «BMW», и авто, взвизгнув шинами, скрывается из вида.
«И от дедушки ушёл, и от бабушки…» - бормочет знаменитость, с наслаждением разваливаясь в кресле из белого сенсатека.
Водитель привычно молчит и тайно наблюдает за пассажиром.
Музыкант, устало прикрыв глаза, курит в окно. Если ограничится одной сигаретой – хорошо. Если потянется за второй – настроение «так себе». Ну а если уничтожит три подряд и будет нервно крутить пачку в руках – на душе парши́во.
Сегодня шоумен бьёт рекорды. Краем глаза водитель видит, как тлеющий огонёк в четвёртый раз подбирается к фильтру, и без лишних вопросов перестраивает маршрут.
«Раменки» отменяются.
Пункт назначения – маленькая стоянка в спальном районе.
Подпивший охранник, как обычно, похрапывает в своей кибитке. Тополя качают кронами над двумя десятками притихших авто.
Серёга выходит, нацепив на голову бейсболку и прощально махнув водителю рукой.
Старенькая, слегка помятая «Восьмёрка» усыпана пожелтевшими листьями и сломанными ветками. Он быстро сбрасывает эти непро́шенные дары деревьев на землю, очищая крышу и капот, садится за руль и поворачивает ключ зажигания.
Движок издаёт несколько коротких мучительных звуков и замолкает. Шоумен, чуть подождав, повторяет попытку.
Авто оживает и начинает обиженно тарахтеть, стряхивая с себя пыль и паутину прошедших в одиночестве дней.
– Благодарю, родимая! – шепчет Серёга, обнимая руками переплетённый цветной проволокой руль, и берёт курс на окраину города.
За окном мелькают знакомые с детства улицы и дома.
Мимо парка, где они любили гулять с Маринкой, шоумен проезжает на полной скорости.
У здания родной школы – притормаживает.
Фасад почти не изменился. Входная дверь всё также покрашена в синий цвет.
Как часто за её истёртую ручку брался Серёгин отец! Проходил по длинному коридору и стучал в кабинет директора, готовясь выслушать очередной поток жалоб на сына.
«Подрался с одноклассником, не делает домашние задания, ругается матом, разрисовал портрет учёного».
Отец порол нещадно, но заставить сына учить уроки и вести себя прилично так и не смог.
Острый ум, хорошая память и любовь к чтению спасали парня на экзаменах и помогали не остаться второгодником.
– Не выйдет из тебя человека, Сергей! Или сопьёшься, или в тюрьму загремишь! – любила поговаривать «математичка», выводя в журнале трояки с длинным минусом.
Молодость действительно утонула в пьянках-гулянках. От воспоминаний о ней начинает мутить. Чужие кухни в табачной завесе, быстроногие тараканы на стенах общаг, размалёванные девочки в мини-юбках. Стрелки, разборки, драки и среди всего этого безумия – любовь.
Море приключений, которое переволновалось, перебултыхалось, накрыло волной страшных трагедий и отступило за горизонт, прихватив с собой большинство друзей и ту, единственную...
И вот ему уж сорок.
На лице – не по возрасту глубокие морщины.
В тюрьму, слава богу, всё же не загремел. Деньги зарабатывать научился, и даже преуспел. Прежде, правда, сменил больше десятка профессий.
С неба бабки не падали – доставались тяжёлым трудом. Адским, который со стороны, людям непосвящённым, казался райской жизнью.
Теперь он – личность знаменитая. Миллионы поклонников, готовых носить на руках. Чуть меньше – завистников и недовольных. Шлют в его адрес ругательства и оскорбляют в социальных сетях.
Поездки, перелеты, концерты, встречи, тусовки.
График гастролей расписан на два года вперёд.
Жизнь – как трасса под колёсами гоночного болида. Проносится на сверхзвуковой скорости, изнашивая механизмы в хлам, и позволяя перевести дыхание лишь во время коротких пит-стопов.
Всё чаще измученное сердце стучит в висках: «Тормозни, Серёга! Ты не бессмертен!»
Он слышит, но тормоз – не его педалька.
Не́когда останавливаться – жизнь быстротечна.
Только перед выходом на сцену мысленно просит: «Господи, помоги не загнуться!»
Ему дарят элитный алкоголь, дизайнерские вещицы и даже ретро автомобили. То, что, по их мнению, он любит.
Никто не знает, что творится в душе шоумена…
Продать квартиру своего отца на пятом этаже хрущёвки так и не смог. Вернее, не захотел.
Конечно, есть крутая хата в престижном районе и молодая жена-красавица. Ему нравится баловать её подарками и наблюдать, как всё быстрее и быстрее утекают деньги с кредитной карты.
Он безошибочно определит момент, когда у жены появится любовник, и решительно отправит девицу на вольные хлеба, кусать локти и сожалеть о собственной глупости.
Это вопрос времени.
Потом подыщет на роль супруги другую, благо – претенденток хоть отбавляй. Серёга меняет их легко, словно мебель.
А сейчас он едет туда, где для фальши нет места, пересев из крутого авто в старенькую «погремушку». Кто поверит, что за рулём – звезда шоу-бизнеса?
В коридоре встречают Васька, Мурка, Боцман и Нюся. Он стягивает со своего уставшего тела модную рванину, надевает фланелевую рубашку в клетку, трико и старые тапочки.
На нос вешает очки, достает с полки книгу.
Просиженное отцом кресло ласково принимает в свои объятия. Таким его не видел никто, кроме кошек, которые урчат и крутятся вокруг. Со шкафа наблюдают ещё два жёлтых глаза.
Васька и Мурка – медлительны, потому как давно не молоды. На мордах написано: «Как нам всё надоело, кроме тебя, хозяин!»
Они достались ему по наследству. У отца все коты были Васьками, а кошки – Мурками. Одни умирали, другие появлялись, подозрительно похожие на прежних. Серёга не раз шутил с ним про звериную реинкарнацию.
Боцмана он нашёл сам. Приехал кормить Ваську и Мурку, и увидел его – грязного, облезлого, светящего замученными глазами в ночи. Кот старательно вылавливал что-то лапой из лужи. Может, отражающуюся в ней звезду. А что там, в луже, ещё найдёшь?
В какой-то степени ему это удалось.
Оказавшись в тепле и безопасности, хвостатый расслабился и… решил помереть. Вытянул лапы, запрокинул голову назад и уставился стеклянными глазами в стену.
Везти кота в клинику и светить там своё знаменитое лицо Серёга не мог – это разрушило бы созданный им за десятки лет образ бесчувственного отморозка.
Дело доверил тёте Маше – проверенному человеку. Пожилая женщина живёт на первом этаже и бесконечно далека от мира шоу-бизнеса. Музыканта она называет «сынком», разливая по его телу блаженную теплоту.
Все кошки любят тётю Машу – у неё их полон дом. Каждый день она навещает Ваську и Мурку – кормит, убирает лотки и даже рассказывает им какие-то кошачьи сказки собственного сочинения.
Нюся…
Это был сюрприз. Он вернулся с гастролей – а в коридоре не три, а четыре кошки! Одна маленькая, трёхцветная, со смешной рыжей кляксой на носу!
- Как так? Тётя Маша, ты мне нахлебницу припёрла?
Нет, говорит, Мурка родила!
- Эта старушенция? Не смешите мои тапки! От кого? Васька уж лет десять, как кастрат!
Боцман, говорит, выздоровел!
Чтобы и дальше не увеличивать кошачье поголовье, у́шлого кота пришлось второй раз тащить в клинику. Опять же, тёте Маше.
Но поголовье всё равно увеличилось.
Дело было в Хабаровске.
Он проснулся в доме какого-то местного олигарха. Пили всю ночь, отмечая успешное выступление.
Чёрная как смоль кошка сидела на шкафу и смотрела на него ненавидящими глазами.
- Чего ты припёрся и дышишь здесь своим перегаром? Может ещё храпеть начнёшь? Только посмей! Глотку перегрызу!
- Слышь, черномазая, принеси попить!
- Да пошёл ты, урод! - и кошка, махнув хвостом, спрыгнула на комод.
Там активно вибрировал на беззвучном режиме Серёгин, по цене автомобиля, телефон.
В голове, отягощённой похмельным синдромом, шевельнулось тревожное предчувствие.
Он дёрнулся, но вмешаться не успел. Ловким ударом чёрной лапы раздражающий аппарат был отправлен в полёт.
- Вот зараза! – прохрипел Серёга, подбирая его с пола и уставившись на разбитый экран.
– В моей комнате террористка! – заявил он хозяину дома, выходя на кухню.
– Сейчас решим проблему! – ответил тот, почесав волосатый живот и доставая из сейфа травмат. – Наконец-то попалась! Забежала на прошлой неделе с улицы, всё изгадила, дрянь! Ненавижу кошек!
– Ты что, дурак, что ли? Сам поймаю!
Дело оказалось непростым. Серёга перевернул всю комнату, прежде чем смог накрыть бестию курткой и запихнуть в свою спортивную сумку.
Вынес кошку из дома и выпустил на соседней улице. Вернулся, открыл окно и снова улёгся на кровать.
Сразу заснуть не довелось. Скребнув когтями по карнизу и громыхнув створкой, Зараза снова вскочила на шкаф. Вид у неё был торжествующий.
- Ну ты и дура! – сказал ей Серёга и перевернулся на другой бок.
Вечером сел на поезд и поехал домой. В сумке сидела Зараза и методично гадила на вещи. Проводница, заходя в купе, морщила нос и косилась на носки пассажира.
- Неделю уж в дороге! Превращаюсь в скунса! – объяснял ей Серёга, давясь от смеха и прикрывая рот исцарапанной в кровь рукой.
На новом месте Зараза снова обосновалась на шкафу и по ночам злобно светит из-под потолка своими глазищами. Гадить, к счастью музыканта, перестала – ходит со всеми кошками в один лоток.
Когда Серёга засыпает, тихо спускается и ложится на краешек дивана.
Четыре кошки, прижавшись телом, заботливо обогревают хозяина, а она…
Она просто рядом.
Стоит ему пошевелиться – и Зараза взмывает вверх.
Встречать его и провожать в коридор, конечно, не выходит – не для царских особ занятие!
В их скромном жилище уют и покой. На старом комоде стучат часы, по которым отец вставал на завод. Шелестящий звук бегущих стрелок до краёв наполняет сознание памятью.
Телевизора здесь не было. Никогда.
Всё детство Серёжа о нём мечтал, но отец считал веща́ющий ящик страшным злом. Почему – не объяснял. Все новости узнавали, слушая кухонное радио. Маленькая пластмассовая коробочка торчала из розетки над холодильником. Розетка постоянно барахлила, радио скрипело, шипело и нервировало будущего музыканта.
Он ругался с отцом и убегал к однокласснику, живущему по соседству – смотреть мультики, фильмы про пионеров и хохотать над «Ералашем».
После похорон отца радио куда-то исчезло. Серёга предпочитал думать, что хозяин забрал этот маленький пережиток прошлого с собой, чтобы не скучать на новом месте.
Их дом стал домом тишины.
В Раменской квартире телевизоры – в каждой комнате, включая ванную.
Серёга смотрит новости и спортивные каналы, его «дежурные» жены – новинки кино, передачи о моде и ток-шоу.
Иногда в телешоу показывают «бывших» шоумена. Он на несколько минут задерживается и не переключает каналы. Смеётся, слушая жалобы на свою жадность, или сказки про то, как тяжко им жилось с тираном и пьяницей. Все эти сюжеты согласованы и ещё больше поднимают рейтинг музыканта. Телевидение работает на него, как ни мерзко всё это выглядит.
Вчера было не до смеха… Ниночка, единственная девушка, о расставании с которой он действительно сожалел. Скромная, нежная, заботливая. Вроде как настоящая.
Какой чёрт её дёрнул потащиться на эту «левую» передачу?
Молчала и плакала, плакала и молчала, слушая нападки ведущего и крики озлобленных зрителей. Он не смог досмотреть – выключил, испортив в конец своё настроение перед концертом.
Рюмка коньяка веселья не добавила. Он махнул вторую и вышел на сцену, застыв перед микрофоном. Тысячи глаз смотрели на него из зала, а он вдруг почувствовал такую тоску и одиночество, что захотелось поднять голову к потолку и по-волчьи, надрывно завыть.
Позора не случилось – он пришёл в себя и отыграл концерт. Не самый огненный, но люди остались довольны.
И вновь задумался об окончании музыкальной карьеры.
В одном из интервью журналистам шоумен как-то пошутил, что страшно устал и скоро уйдет со сцены.
«Уеду жить на Канары!»
Шутку приняли всерьёз и активно раздули, как это обычно бывает.
«Звезда покидает сцену», «Шоумен приобрёл особняк на острове», «Прощальный тур суперзвезды» – второй год надрывается заголовками интернет.
Билеты на концерты раскупаются влёт, деньги текут рекой, а шоумен посмеивается и шепчет кошкам:
«Канары, Канары…
А что мы там не видели? В океане, что ли, не купались? Купались!
На пляжах Тенерифе не загорали? Загорали!
Вот ты, Васька, хочешь на Канары?
А ты, Мурка?
И Нюська с Боцманом не хотят!
Заразу вообще туда не пустят – фейсконтроль не пройдет!
А куда мы без Заразы?»
Черномазая, смягчившись, одобрительно моргает со шкафа.
Нюська сквозь сон выгибается дугой и тянет к нему свои лапы.
Боцман сидит рядом, как истукан, и щурится от своего кошачьего счастья.
А Серёга вновь возвращается в прошлое.
Тот день не вычеркнуть из памяти.
Отец уехал к другу закрывать дачный сезон, а они с Маринкой долго гуляли по парку и страшно замёрзли.
На свой страх и риск, он уговорил её зайти к нему домой. Если бы вернулся отец – непоздоро́вилось бы обоим.
Конечно, не ругани боялся Серёжа. Не хотел опозориться перед своей девчонкой.
Пока Маринка бегала за кошками, он вскипятил чайник, разлил напиток по чашкам и присел к столу. А она, оторвавшись наконец от хвостатых, тихо засмеялась, прыгнула к нему на колени и начала по-кошачьи мурлыкать.
Солнце било лучами в окно и золотило её волосы с запутавшимися в них и всё ещё зелёными листочками берёзы.
Непредсказуемая была девчонка, удивительная. Как сама осень, которую она так любила.
Серёга натягивает плед до подбородка и закрывает глаза, в очередной раз представляя её тонкое, истерзанное ножом тело, одетое в свадебное платье и укрытое холодным одеялом земли. Сейчас – ещё и покрывалом опавших листьев.
За двадцать лет он научился думать об этом спокойно.
И об убийце, которому так хотел отомстить, он тоже теперь думает спокойно. Он не дожил до освобождения. В противном случае, пророчество математички наверняка бы сбылось…
В этой квартире из всех его женщин была только Маринка.
Как он мог подумать, что здесь
нашлось бы
место
для Ниночки?
Татьяна Чернышева, 2019
