Люли-люли-люленьки, прилетели гуленьки,
Сели гули на кровать, стали доченьку качать.
Вот и выросла деточка – стройная, как березка,
Белокожая, синеглазая, с рыжей гривой.
И вздыхает маменька, кудри сплетая в косы:
«Дай-то, Боженька, кровиночке быть счастливой!
Чтобы дом золоченой чашей и муж-защитник,
На руках чтоб носил, лелеял, берег и холил,
Чтобы мимо нее проносились ветра лихие,
Чтоб не знала дочка ни горя, ни зла, ни боли.»
Баиньки, баиньки, купим сыну валенки,
Наденем на ножки, пустим по дорожке.
Гладит кудри льняные тихонько –
Не разбудить бы. Материнской ладони нежней не бывает в мире.
Вот и вырос сынок, вздохнуть и успела только –
Всем на зависть здоровый, красивый, сильный!
От невест нет отбоя, а матери все неладны.
Да и парню сердца никто из них не тревожит.
Шепчет мать: «Пусть найдется ему отрада,
Чтобы сыну с ней зажилось, как в ладони Божьей.»
По кочкам, по кочкам, по липовым листочкам,
В ямку – бух! Задавили сорок мух!
Что они там не поделили, никто не понял.
До того ли простому люду? Да кто их спросит?
Только встали стеной друг на дружку, нацелив колья,
Две страны в истребляющей, смертной злости.
Кто кому когда был родня и друг?
Кто братался в кровь да женил детей?
Тут теперь война на сто верст вокруг.
Ты теперь о том вспоминать не смей.
У девчонки в матрасе соломенном спрятан ножик,
А в лесу за околицей – лук в колчане и стрелы.
Ей все снится война за правду – зудит под кожей
Жажда битвы. И прячет взгляд она неумело.
Мать смеется: «Ты, дочка, никак влюбилась?
Так за свадебку бы.» – та в досаде скрипит зубами.
И пока все спали, рыжая припустила –
Только пятки сверкали в ночи – на войну с врагами.
Мать ломает руки себе, подолом стирает слезы.
Вдруг прыжком до двери – «Не пущу!» – и откуда силы?
Он взглянул в глаза ей так непривычно-взросло.
Сердце ухнуло вниз и руки плетьми спустились.
Ведь растила бойца же – не спрячешь теперь под юбкой.
Да удержишь ли тут, если небо война закрыла?
Обнял сын ее крепко, прильнула к нему голубкой.
«Сохрани тебя Бог, как под сердцем тебя хранила…»
Палка-палка-огуречик,
Вот и вышел человечек.
Уж какими путями вели их судьба и боги…
Только время вдруг замерло необъяснимо
И на поле битвы внезапно застыли двое,
Их мечи не разили, и стрелы летели мимо.
И тогда они поняли - правда одна на всех
И ее не добыть ни огнем, ни мечом, ни силой.
Будет дом у них, будет детский звенящий смех
И пора бы забыть уже о войне постылой.
Встрепенулись матери у окна – разом!
Как стрелою сердце пронзило вдруг!
Коль с дитем беда – не увидишь глазом,
Только чашка – вдребезги – из неверных рук.
Далеко забрались влюбленные, в чащу леса,
Там избушка, печка, ладно и мирно в доме.
Он – охотник, она для него – принцесса
И для них совсем ничего нет на свете, кроме
Того, что она теперь ходит медленно, осторожно,
Улыбается взглядом синим своим, безбрежным.
Он кладет ей ладонь на живот, подкожно
Ощущая до звонкой боли щемящую нежность.
Но запели стрелы – кому их счастье
Встало вдруг поперек? – да со всех сторон!
Мать, не чуя ног, сквозь войну, через все ненастья,
Как орлица мчится – укрыть птенца под своим крылом...
Гладит кудри льняные тихонько – не разбудить бы,
Вечный сон не нарушить: «Спи крепко, родной сынок...»
«Что ж ты, доченька, солнышко... жить бы тебе да жить бы...»
Рыжих прядей касаясь, ловит последний вздох...
И война замерла, тишиной захлебнулась кротко.
Ни огню, ни мечу не под силу такая мудрость.
И две матери победным знаменем держат сверток –
В нем мальчишка рыжий и девчонка – льняные кудри...
