Над твоим полутрупом тенью нависший Че,
Передёрнув затвор карабина, повёл плечом,
Вскинул ствол на ремень, улыбнулся – и вдруг исчез,
Будто дело своё до конца доведённым счёл.
Он стоял над тобой, когда грызлись за кости псы,
И казалось, что близок единый на всё ответ;
Он протягивал руку, когда не хватало сил,
Чтоб проклятье протянутых ног не направить вверх.
Он ладонь открывал, подтолкнув слегонца приклад
И кивал на крючок спусковой: «Не боись, пали!»
Залпы дроби в упор вожаков разрывали в хлам,
Из поганых голов их – букеты гвоздик цвели.
Окружённой волчицей, ощерясь, насторожась,
Ты водила глазами – а он твою спину крыл,
Счёт неслышно ведя не вошедшим в неё ножам,
И оставшимся дням до начала иной поры…
Старой шкурой змеиной облазила волчья шерсть,
Ты вдохнула взросление, кашляя и смеясь.
Он забрал карабин, и, с улыбкой в глазах, исчез,
Возвращая на место души расщеплённой часть.
