Дыша недвижными ветрами,
От ворожбы своей нема,
Стоит стоймя в оконной раме
Мучнисто-меловая тьма, —
Ни звездной синьки на мольберте,
Ни утреннего багреца.
У этой дуры, как у смерти,
Провалены черты лица.
Ей ни к чему ни злость, ни жалость,
Ни отворотное питье,
Так отчего дыханье сжалось
Не за себя, а за нее?
Да неужели так же точно
В той стародавней стороне
Белей известки потолочной
Стояла я в твоем окне?
2002
