Под гром войны тот гробный тать
Под гром войны тот гробный тать
Свершает путь поспешный,
По хриплым плитам тело волоча.
Легка ладья. Дома уже пылают.
Перетащил. Вернулся и потух.
Теперь одно: о, голос соловьиный!
Перенеслось:
«Любимый мой, прощай».
Один на площади среди дворцов змеистых
Остановился он — безмысленная мгла.
Его же голос, сидя в пышном доме,
Кивал ему, и пел, и рвался сквозь окно.
И видел он горящие волокна,
И целовал летящие уста,
Полуживой, кричащий от боязни
Соединиться вновь — хоть тлен и пустота.
Над аркою коням Берлин двухбортный снится,
Полки примерные на рысьих лошадях,
Дремотною зарей разверчены собаки,
И очертанье гор бледнеет на луне.
И слышит он, как за стеной глубокой
Отъединенный голос говорит:
«Ты вновь взбежал в червонные чертоги,
»Ты вновь вошел в веселый лабиринт".
И стол накрыт, пирует голос с другом,
Глядят они в безбрежное вино.
А за стеклом, покрытым тусклой вьюгой,
Две головы развернуты на бой.
Ноябрь 1923
Константин Вагинов
Other author posts
И лирник спит в проснувшемся приморье
И лирник спит в проснувшемся приморье, Но тело легкое стремится по струнам В росистый дом, без крыши и без пола, Где с другом нежным юность проводил
Не лазоревый дождь
Не лазоревый дождь, И не буря во время ночное И не бездна вверху,
Вступил в Крыму в зеркальную прохладу
Вступил в Крыму в зеркальную прохладу, Под градом желудей оркестр любовь играл И, точно призраки, со всех концов Союза
Эвридика
Зарею лунною, когда я спал, я вышел, Оставив спать свой образ на земле Над ним шумел листвою переливной
