Может, новое знанье поможет, расскажу я легенду одну,
Как цыганка со смуглою кожей по ночам умоляла Луну:
- Красотой своей бледной светишь, вижу, знаешь желанья мои.
Мой любимый ушел без ответа. Ты вернуть его мне помоги.
Отвечала Луна ей: - Согласна. Помогу, возвратится к тебе.
Но за помощь мою, цыганка, ты отдашь сына- первенца мне.
Сердце в бедной груди трепетало и сжималось от страха и страсти.
Но на то, что Луна ей сказала, отвечала цыганка согласьем:
«Не боюсь предстоящих мук. Пусть ты будешь ему, как мать,
У тебя человечьих нет рук. Как ты будешь его качать?»
А Луна ведь сдержала слово. И к цыганке вернулся цыган.
Только сон один снова и снова снился бледной Луне по ночам.
«Не боюсь предстоящих мук. Пусть ты будешь ему, как мать,
У тебя человечьих нет рук. Как ты будешь его качать?»
Год прошел, и другой за ним длился. И однажды, цветущей весной,
У цыганки ребенок родился, предвещая несчастье собой.
Белолицый, с мраморной кожей, и лагунной глаза синевы.
На отца и на мать непохожий, словно был он сыном Луны.
- Все неправда! Измена! О, ужас! - закричал разъяренный цыган.
- И чужой мне ребенок не нужен! Не прощу я коварный обман!
Не внимая рассказам любимой, со слезами цыганку схватил,
И простить ее не было силы. Он кинжал в ее сердце вонзил.
Помутился рассудок от горя, взял младенца цыган своего,
Поднялся на высокую гору и оставил на камне его.
От волнения руки дрожали, закружилась его голова.
В ней теперь непрестанно звучали перед смертью цыганки слова.
«Не боюсь предстоящих мук. Пусть ты будешь ему, как мать,
У тебя человечьих нет рук. Как ты будешь его качать?»
И с тех пор, если мальчик смеется, то становится круглой Луна.
Заменяет собой ему солнце, ему светом становится тьма.
А когда затоскует, невесел, иль заплачет - пойми, от чего,
То Луна превращается в месяц - колыбель, для дитя своего…
«Не боюсь предстоящих мук. Пусть ты будешь ему, как мать,
У тебя человечьих нет рук. Как ты будешь его качать?»
