О древность славная пречудными делами,
Что Пиндар до небес трубящими устами
Чрез множество веков в концы земны гремит,
Геройских подвигов изображая вид.
И вы, великого амфитеатры града,
Народа по войнах латинского отрада,
В сей день скончайте ваш доныне слышный плеск:
Яснее воссиял Елисаветин блеск.
Не зубы стер боец пред римлянами львице,
Ниже кто облетел всех прочих в колеснице,
Но мужеством прешла мужей Елисавет,
И подвига ее смотритель целой свет!
Седмь глав зияли на теле вдруг едином.
Где зависть, в жале яд носящая змеином,
И злобы мерзкия свирепый крокодил,
И вепрь неистовства неодолимых сил,
С языком лисиим пронырливое льщенье,
Зев волчия алчбы, тигр ярый похищенье
И львины челюсти рыкающей войны
В одном чудовище на дерзость рождены.
Взирая на сего Елисавет дракона,
Лежащего кругом отеческого трона,
Рекла: «Что сей мне враг препятствует восход,
Которого давно желает мой народ?
Не мой ли сей венец? Не я ли дщерь Петрова?
И россы моего все требуют покрова.
Ничто не может мне путь к славе пересечь».
Сию геройскую окончевая речь,
Сиянием вокруг небесным просветилась
И выше смертныя величеством явилась.
Минервы чудный в ней изображался вид;
Петров дух был ей шлем, любовь россиян щит.
Без грому молния, из ясности блистая,
В драконовы главы и в сердце ударяя,
Смутила горду кровь, пронзила грозный взор.
Сражен, прогнан, убег Рифейских дале гор.
Угасла молния, одни лучи сияли,
Вселенныя концы руками восплескали.
Тогда, красуясь, росс главу свою вознес,
Петрополь мнил себя превыше быть небес.
Мы ныне, празднуя той час благословенный,
Огнями кажем огнь, во всех сердцах возжженный.
О если б с внутренним огнь внешний равен был,
Он выше бы восшел в ночь блещущих светил.
Монархиня, тобой любовь есть в нас рожденна:
Какая ж в свете вещь с ней может быть сравненна?
Между 13 и 26 мая 1753
