снег порошит дома из рыжего как кот кирпича,
почему-то
хочется закричать,
забиться в угол,
искать ответы,
иногда обращаясь
к гуглу,
резко вскочить и уехать туда, где вкусная алыча,
дрожат губы,
примеряешь на себя роль принцессы,
читая слова пугало.
глаза - пуговицы.
уставшие, со зрачками обугленными
от просмотра рисунков на белом бархате,
симфония нелюбимого Чайковского
или
Баха,
и
вдруг все как бахнет.
взрывается,
искрится,
вот уже с юга
возвращаются домой птицы,
остаётся 2 пути:
грешить
или молиться.
твой возраст + десять = тридцать.
ты почти взрослый.
тебе не пристало бояться,
нужно уметь печь булочки с корицей,
перестать материться,
собраться.
а твоя ближайшая цель на жизнь:
не спится.
| овации |
острые спицы,
воткнутые в чужое тело,
кровоточат будто свои.
почему,
где не должно болеть,
так сильно болит?
слушать лекции о правильном питании с диагнозом гастрит,
очень быстро и невнятно говорить.
робко просить
на любые праздники
поездку на море,
не писать,
не отвечать,
не звонить,
чувствовать себя раздольно,
упиться болью,
искусственно созданным горем.
почему так неприятно радоваться чужой крови?
пущенной ножом в сердце,
но никак не в спину.
| исходный жизненный минимум
убивает любой восходящий стимул |
оранжевый кирпич многоэтажек покрывает белым снегом
быстро и непримиримо,
он закрывает истинную картину,
будто бы маска или второе лицо,
ты раз за разом не попадаешь в баскетбольное кольцо
своих правильных поступков.
ты сутулишься,
впитываешь мерзости как губка,
Божья ошибка,
выводящая других из строя,
Господи,
да ты хоть чего - нибудь стоишь?
