Специальная номинация, посвящение В.С.Высоцкому
***
Человек, от которого пахнет мышами,
Говорит о душе.
Тексты убиты карандашами,
Вбиты в клише.
Так корабли, не увидев суши,
Воду хлебая, на дно уходят.
Мы не умеем молчать и слушать,
Мы не умеем молчать, Володя.
Чтобы молчать, надо быть живее,
Чем косяки перелётных певчих.
Мы не умеем молчать, не умеем,
Всё говорим, затеваем встречи.
Плечи сутулы, голос надтреснут,
Слова наши – трещины льда на апрельских
Лужах. Крутит в желудке от лести,
Хочется снова быть сильным и резким,
Хочется детства и хлеба ржаного,
Свежей малины с клопами в тарелке,
Воздуха горького, хвойно-лесного…
Кровать. Потолок с отлетевшей побелкой.
Так отлетают слова от бетонных
Стен под истлевшей бумагой обоев.
Муза с лицом постаревшей мадонны
Реже целует, врастая в земное.
Авторская поэзия
АПЕЛЬСИНЫ
Весенние апельсины, кажется, из одной горечи,
То ли герань жуёшь, то ли полынь, то ли алоэ.
Рождались все ангелами, выросли, как на подбор, сволочи,
А над головой «то же небо – опять голубое».
Содрана кожа земли до белых шрамов,
Болит,
Оставшись без снежной защиты.
Проводом перерезано горло фонаря.
Всё огорожено –
Скверы, детские площадки,
Стоянки автомобилей,
Дворы, балконы.
На каждое ограждение
Табличка с датой смерти [дата рождения не важна].
На косой пробор расчёсаны рыжие улицы, только толку,
Всё одно лохматые, привести в порядок – даже не суйся.
Жизнь – не армия, из неё не удрать в самоволку.
Общежитие, вахта, соседи. Господи Иисусе!
Линяют хвойные,
Обрастают зелёной шерстью,
Рыбные кости берёз болтаются
В прозрачном бульоне неба,
Между небом и городом пуповины
Заводских труб.
Мировой океан сжался
До размеров лужи,
Материки и острова – до размеров гальки,
Ярость – до трёх букв,
Молитвы –до двух.
Ля минор освоен, а дальше? А дальше сложно,
Поэтому – до кровавых мозолек – одно и то же.
***
У кого-то Пушкин, у тебя пуш-ап,
Выползают слова из-под карандаша.
Или, может, не карандаш это, а перо.
Что ни осень, то золото и багрец,
А у тебя под юбкой термотрико,
И никак из ума не идёт отец.
Вот зачем он помер, ведь мог бы жить,
Потрясая огненной бородой,
А зачем-то помер совсем молодой…
У тебя по осени – как цыплят
Островочков памяти, каждый – боль,
И ни единого шанса начать с нуля,
А, казалось бы, со строки любой.
***
Море спит, оно устало,
Ночь, большое покрывало,
Кутает его.
Прыгнет кит в мои ладони,
На груди моей утонет,
Только и всего.
Брякнет муха в звон графина,
Народится Катерина,
Белая мука.
Белым светом – бабья доля,
Распущу себя на роли
Пылью мотылька.
Жаба-жаба, где твой юмор,
Кто болел, не сразу умер,
Цифрами в гранит.
Море спит до новой встречи,
Время вынырнет по плечи,
Сосчитает дни.
Я сорока, я ворона,
Без дворца, крыльца и трона,
Ливни в решете.
Море-море, сколько боли
Босиком бежать по полю
Плыть по лебеде.
