От музыки, я думаю, все беды.
Какой поэт и (что среди поэтов
большая редкость) умница, софист,
знаток людей со всеми их страстями, –
вдруг начал музицировать и петь,
бряцать на лире, голос упражнять,
который разве дан нам не для слов
размеренных, отчетливых, латинских,
а ради ухищрений, переливов
и варварских коленец? Пой, Нерон,
как всякие бессмысленные твари –
лягушки, соловьи! Для человека,
для римлянина, цезаря, поэта
великая, должно быть, цель сравниться
с пичугою и скрыпом половиц!
От музыки, я думаю, все беды.
Он начал ошибаться: смысла нет
в чередованьи звуков – так же смысл
отсутствовал в правлении. Опасно
устраивать политику, надеясь
в заслушавшейся публике найти
ей основанье. Якобы Орфей
игрой своею чаровал животных –
Нерон задумал Рим зачаровать,
не получилось: музыка все та же,
другие – лучше – слушатели. Слух,
как и другие чувства, притупляет
цивилизация.
От музыки, я думаю, все беды.
И сам погиб, и все его стихи
погибли вместе с ним. Кому теперь
прочтешь Нерона? Кто забыл Нерона
и непредубежден? И сами тексты
читаются иначе. Слышав их
под музыку и голосом Нерона,
не справиться с навязанным звучаньем,
эффектами, мотивами. Увы,
где сдержанность, где прежняя свобода,
где время, чтоб задуматься над словом,
понять, отдаться собственной стихии
и ритму стихотворчества?
От музыки, я думаю, все беды…
Кричи теперь: "Какой артист погиб!"
Вот это вспомнят, а стихи забудут.
