Куратор проекта, полковник Иван Джиммович Цинь, сын легендарного советского разведчика, американца китайского происхождения, славно потрудившегося в английской «МИ-6», бесшумно падал вниз. На панели лифтовой кабины рдели, подсвеченные по периметру, всего лишь две круглые стальные кнопки: «0» и «-1».
О существовании «девятки» — ультрасекретной подземной лаборатории, расположенной под Лубянской площадью на глубине двухсот семидесяти метров — не знают ни всезнайки ФСБ, ни крупнозвёздные чины могущественного Министерства Обороны, ни уж, тем более, — сопляки в новоиспечённой Росгвардии. Только несколько высших офицеров ГРУ имеют доступ к информации о проекте «Омега6-66».
А проект хорош, чёрт его раздери, — настоящая мечта любого военного. Перспективы, нарисованные куратору членами учёного совета, ответственными за научное обоснование начавшихся стендовых испытаний, молоденькими лобастыми доцентами: Вайнбергом, Венделем и Вольпертом, — просто потрясающие.
Изобретённая ими стабильная разновидность высокотемпературной плазмы, с температурой протекания термоядерных реакций в три миллиона градусов, — уже не плод абстрактных фантазий. Это вполне себе материальный шарик, размером с теннисный мяч, каждое утро загорающийся в переплетении мощных силовых кабелей, среди снующих, туда-сюда, гигантских клешней автоматических манипуляторов. Меры безопасности беспрецедентны: исследовательская камера бронирована плитами из тугоплавкого вольфрамового сплава, толщиною пять метров; визуальный контроль осуществляется через эндо-графитовое стекло, такой же толщины, по твёрдости не уступающее алмазу. Мощности старенького атомного реактора, построенного ещё в Брежневскую эпоху, расположенного ещё на сто метров ниже, не хватает, что бы зажечь это миниатюрное солнышко; приходится добирать недостающие гигаватты, пользуясь мощностями турбин московских и подмосковных электростанций, стонущих в эти моменты от перенапряжения. Стонет и бухгалтерия, оплачивающая гигантские счета за потреблённую электроэнергию. Но всё это — пшик, по сравнению с тем, что обещают учёные!
Плазменная бомба — квинтэссенция человеческого гения! прорыв к устремлениям всего прогрессивного человечества! Представьте себе диверсанта с обычным чемоданчиком. Проникнув в стан врага, он, невзначай, оставляет чемоданчик у стен местного военного завода или исследовательского института. Солнышко будет запускаться дистанционно. Для поддержания высокотемпературных термоядерных реакций, оно, в качестве топлива, начнёт поглощать абсолютно любую материю, находящуюся поблизости, а именно: укрепления, коммуникации, инфраструктуру противника, его военную технику и живую силу, жилые кварталы, институты, музеи и театры, кладбища и церкви; в общем — все культурные и исторические объекты неугодной народности, оставляя после себя выжженную, абсолютно стерильную поверхность, покрытую слоем высокоэкологичного пепла. Всё культурно! Никакой химии и жутких вирусов! Никакой радиации! Мечта!
В нужный момент, так же дистанционно, термоядерная реакция останавливается; произошедшее списывается на вредоносные исследования уже не существующего, стёртого с лица земли, врага. Это чрезвычайно удобно — ведь уничтоженный противник уже не сможет подавать апелляции.
А как присовокупить, ставшие ничьими, территории, — это уже не забота военных; пусть болтуны-дипломаты свой хлеб отрабатывают.
Но для осуществления этой высокой мечты надо ещё как следует потрудиться. На данный момент загвоздка заключается в том, что солнышко не желает «кушать» ничего из того, что, день за днём, услужливо подсовывают ему клешни манипуляторов. Выжигая себя изнутри, шарик, сам по себе, гаснет через восемь с небольшим часов после запуска.
Зайдя в свой, обшитый дубовыми панелями, кабинет, Иван Джиммович шлёпнул портфель на покрытый затёртым зелёным сукном, стол; снял и убрал в гардероб офицерский плащ; усевшись в начальственное кресло, щёлкнул тумблером селектора.
— Раечка, чай с лимоном, в подстаканнике, как я люблю, сливки и булочку с маком. И через тридцать минут зови наших лоботрясов…да-да, всех троих…да-да, со всеми своими бумаженциями и, главное, ответами на два извечных вопроса, мучающих меня по ночам…Каких? Ну, лапа моя! Ха-ха! Известно; что делать? и — кто виноват?
Ровно через полчаса три фигуры в белых халатах материализовались перед восседающим во главе стола руководством.
— Доброе утро, Иван Джиммович!
— Не доброе утро, а здравия желаю! Я, конечно, не заставляю вас носить форму, но вы не должны забывать, что находитесь на действительной военной службе.
— Понятно, Иван Джиммович!
— Не понятно, а так точно!...вояки. Ну, докладывайте, как там наше солнышко.
Начал, как обычно, главный зануда; рыхлотелый, интенсивно лысеющий, Вайнберг. — В общем и целом, — похвастаться нечем. Но у меня появилось несколько интересных идей относительно интеграции в плазменную структуру мелкодисперсной взвеси диоксида молибдена, что, в теории, позволит увеличить плотность моноклинных ячеек, за счёт заполнения октаэдрических пустот делокализированными электронами одинарной облигации…
— Достаточно. — Руководство сделало отмахивающийся, как от назойливой мухи, жест рукой. — Следующий.
Взлохмаченный, худой, как трость, Вендель скромно откашлялся и, виновато потупив взор, забормотал. — Если…если абстрагироваться от уже заданных констант, есть…есть, впрочем, несколько, так сказать, ассиметричный подход к проблематике высокотемпературных флоктаций…но для предварительных расчётов…
— Ну, что вы там лопочете себе под нос. Говорите громче!
— Простите… я сказал…я говорю, что для предварительных расчётов необходим…компьютер, который может… может обеспечить на менее трёхсот петафлопс в пике.
— Мы располагаем устройством такой мощности?
— Это…это не мощность, товарищ полковник, — Поправил скромный поборник истины. — Это скорость.
— Вот только не надо умничать. Есть у нас такая хреновина?
— Да…в федеральном центре, в Сарове.
— Саров? Где это? Может Саратов?
— Нет, Саров. В Нижегородской области. Центр расположен на территории бывшего саровского монастыря; там занимаются разработкой и производством ядерных боеприпасов.
— Хмм, лады. Дам команду, что бы с ними связались. — Руководство перевело взгляд на третьего. — Теперь вы. Докладывайте. — Сделав полшажка вперёд, мешковатый, узкоплечий Вольперт забегал блестящими глазками, чудовищно искажёнными выпуклыми линзами очков. Полные его губы пришли в броуновское движение.
— Вот таблицы и графики протекания процессов термоядерного синтеза в фазе самозатухания. — Доцент держал в руках увесистую стопу листов, толщиной с два тома Большой Советской Энциклопедии. — Желаете ознакомиться? — … Руководство вроде бы было не против…но желало как-то с прохладцей, без огонька. — Ложите сюда. Изучу…на досуге. И ещё…— Куратор проекта взял паузу, брезгливо осматривая несуразные белые фигуры. — Вот смотрю я на вас и диву даюсь. Лбы архимедовые, мозгов — больше, чем тротила в гаубичном снаряде, а в остальном, — без слёз не взглянешь. Молодые мужики, а выглядите, как амёбы аморфные. Вайнберг, сколько раз подтягивайтесь?
— Извините?
— Я спрашиваю, сколько раз можете подтянуться на турнике?
— На турнике?…не пробовал.
— Вендель.
— Простите… вероятно, ни одного.
— Вольперт.
— В школе и в институте я был освобождён от физкультуры — хронический вазомоторный ринит.
— Ринит — это где?
— Насморк.
— Насморк?… мамочка, наверное, до сих пор сопли сыночку вытирает. А?! Вот я и говорю, — не мужики. Туфяки и рохли! Кто-нибудь из вас когда-нибудь дрался? Хоть кому-нибудь — набил морду?
— Что вы имеете в виду? — ещё сильнее заморгал Вольперт. — В смысле, ударить другого человека кулаком по лицу?
— Можно по лицу, можно за грудки прихватить; ещё сподручнее, — коленом под дых. А если силы и сноровка есть, — за ушко поганца, и на солнышко!
— Извините, но в научном мире давно уже принято урегулировать споры и разногласия оппонентов путём диспутов и дискуссий.
— Я и говорю — рохли! Эх, горе мне с вами!... Вы знаете, вот я сейчас подумал. А ведь наше солнышко очень на своих изобретателей похоже.
— В смысле?
— Оно такое же, как вы, — тютя! Ему не хватает…— Полковник, в возбуждении вскочив с кресла, проворно подскочил к учёным мужам и, неожиданно, отвесил Вайнбергу «леща».
— Вы?...что вы делаете? — Следующего «леща» получил Вендель. — Иван Джиммович, что вы себе позволяете? — Вольперт не дал себя ударить, перехватив запястье руководителя и сжав его из всех своих, весьма скромных, сил. — Не..не надо, не надо… этого.
— Молодчина! Умница! — Куратор, высвободив руку, похлопал слегка ошалевшего Вольперта по плечу. — Вот! Вам всем, так же, как и вашему изобретению, не хватает агрессии!
— Иван Джиммович, причём здесь плазма и агрессия? Нельзя сравнивать солёное с тёплым. Мотивированное деструктивное поведение, свойственное живым существам, не может являться свойством физических процессов. Это нонсенс.
— Вы в меня нонсенсами не тычьте! Я, между прочим, ваш руководитель и, по долгу службы, обязан продвигать разработку проекта! А мы на месте стоим!... Давайте вместе подумаем. Вот, вы, Вольперт, не дали себя ударить, силой остановив поднятую на вас руку: то есть, на агрессию ответили тем же; агрессией. Какую тут можно провести аналогию?
За Вольперта её тут же повёл Вайнберг. — Иисус говорил: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». — Полковник сделал кислую мину. — Знаю-знаю. Среди вашего брата умников много. Но сейчас не об этом. Может нашему солнышку чем-нибудь врезать, как следует? Может, получив по кумполу, оно проявит здоровую агрессию и начнёт, наконец, «лопать » ближайшую материю, вовлекая её в процесс термоядерного синтеза?
— …Понимаете ли, Иван Джиммович, ваша, так сказать, гипотеза, антинаучна и, скорее всего, несостоятельна...
— Вы думаете, что только ваши Лобачевские головы могут генерировать гениальные идеи?! Как бы не так! Не боги горшки обжигают. Мне моя мысль нравится. Давайте лучше пораскинем мозгами, чем бы его бабахнуть. Ваши предложения?
— Хмм, это, вероятно, должно быть нечто, обладающее энергией, сопоставимой по мощности с энергией атомного взрыва. — Пригладил залысины Вайнберг. — Возможно, нечто узконаправленное…луч. — Подхватил Вендель. — Лазер. — Подытожил Вольперт.
— Таак! Уже что-то. — Всегда имевший по «физике» и «математике» не очень твёрдые «тройки» куратор, гордый тем, что тюфяки-архимеды подхватили и развивают его собственную, внезапно пришедшую в голову, мысль, потирал руки. — Изложите конкретнее; что и как; где самые зубастые водятся?
— В одном из последних номеров журнала «Химическая физика», как раз, размещена основательная статья о тестировании самого мощного, в России, лазера.
— Кто разработчики?
— Группа новосибирских учёных.
— Хмм, с Нововосибирским Академгородком у нас тесные связи; частенько к ним обращаемся. Как думаете, хватит у него мощи расшевелить нашу вялую амёбу?
— Мощность пучка лазера — десять петаватт, то есть десять, в пятнадцатой степени ватт. Если представить, что лазерный луч будет активен в течение часа, — на поддержание его работы уйдёт энергия, производимая всем человечеством за сутки. — Руководство нахмурилось. — Человечеством?...Не потянем. Бухгалтерия зарубит. — Вольперт приободрил.— Выстрел лазерного пучка может длиться тысячные доли секунды.
— А-аа, ну, тогда, — то, что надо. — Просиял товарищ полковник. — Сегодня уже поздновато, а завтра утром, с кем надо из ихних, свяжется, кто надо, из наших…
Согласования прошли оперативно. Недели не прошло, как за пятиметровыми стёклами бронированной камеры уже протянули новые жгуты толстых, как удавы, кабелей и взгромоздили две слоноподобные тумбы, облепив их всевозможной навороченной аппаратурой.
После завершения монтажа и проверки, Ивану Джиммовичу вручили вожделенный брелок, типа автомобильного, с одной-единственной, красной кнопкой. Инструкция по использованию была кратка…
Утром, поискрив и подымив, как обычно, солнышко, в очередной раз, зажглось.
Подойдя вместе с членами учёного совета к стеклу камеры, Иван Джиммович, в молчаливой, торжественной обстановке, достал из кармана кителя брелок.
— Ну, братья-кролики, сейчас мы его шваркнем. — После нажатия красной кнопки камера озарилась короткой, красноватой вспышкой; послышался лёгкий треск, напоминающий треск разъезжающейся, подгнившей ткани.
Получив лазерный пинок, шарик начал раздуваться. Став размером с футбольный мяч, — облизал протуберанцами концы мощных контактов, между которых парил в воздухе. Раздался хлопок; камера заполнилась чёрным дымом. Когда клубы немного осели, стало видно, что шар, увеличившийся до размеров глобуса, уже погрузился в выжженную в бронированном полу воронку примерно наполовину.
— Вайнберг! Вендель! Вольперт! Что же вы стоите, раззявы?! Вырубайте своё солнышко ко всем чертям! Живо, вашу мать! — Ринувшись к стендам, учёные заклацали рубильниками.
Отключение питания не произвело на расширяющийся, пульсирующий огненный пузырь никакого воздействия…
Кубарем влетев в кабинет, куратор схватил со стола телефонную трубку.
— Товарищ главный, у нас ЧП! Утерян контроль за объектом!...Никак нет, всё обесточено…никак нет, камера не разрушена… Наблюдения? Объект, увеличиваясь визуально, выжигает пол. Срочно пришлите пожарные расчёты! И криогенные установки с жидким азотом!...Нет, автоматчиков и артиллерию не надо; бессмысленно.
Не выдержав чудовищной температуры, смотровая перегородка исследовательской камеры лопнула с оглушительным треском, обрушив на сотрудников и пожарных тонны жидкого стекла. Ослепительно яркая субстанция, вязким огненным студнем, стала выползать из рваной дыры на свободу. Через пару минут вся «девятка» превратилась в полыхающее горнило. Погибли все…
Весь день, вечер и следующее утро телевизионные новости пережёвывали, набившую оскомину, тему короновируса и вакцин, расписывали злодеяния предателя-оппозиционера, в мельчайших подробностях рассказывали о тяжёлой жизни не нашего президента, правительства и народа, предрекая соседнему государству неминуемый политический и финансовый крах, а так же остервенело обличали европейцев и американцев во всех смертных грехах.
Столичный день начинался, как обычно; пробки, толпы спешащих на работу людей. Но к обеду что-то пошло не так. К центру двинулись колонны пожарных машин, автобусы, с задёрнутыми наглухо шторками. Следом — тяжёлые, армейские грузовики и бронетранспортёры. Соцсети тут же наводнились слухами, фотками и видосиками. Для репетиции парада Победы было явно рановато.
На Лубянской площади полностью перекрыли движение; площадь оцепили.
В вестибюлях станций метро «Лубянка», «Кузнецкий мост» и «Китай-город» резко подскочила температура. Жар шёл изнутри; да такой, что пробивал подошвы ботинок и туфель. Полицейские и какие-то гражданские, тоже, все в чёрном, начали эвакуацию пассажиров. Никаких заявлений от правительства не поступало.
Пожарники суетились, разворачивая бухты пожарных стволов и ведя их по эскалаторам метро, вниз. Полчище молоденьких солдатиков с растерянными лицами и новенькими автоматами, запрудившие центр, получив приказ ждать дальнейших приказов, толпились бестолковой камуфляжной массой Репортёры не добилась от служивых ни слова; им нечего было сказать.
К вечеру обстановка накалилась; накалилась не в переносном, а в самом прямом смысле слова. Асфальт на площади начал плавиться; следом — зардел в наступающих сумерках; на пожарных машинах стали загораться и лопаться шины. Кремль молчал.
Страшный грохот сотряс столицу до самого основания в около четырёх часов ночи. Весь район Лубянки, с прилегающими зданиями, улицами и переулками, жителями и военнослужащими, ушёл под землю. Из огромной, пышущей сокрушающим жаром, воронки взлетел под облака огненный смерч, видимый в радиусе более ста километров. Густой, полыхающий студень стал расползаться во все стороны, сжигая всё на своём пути. В городе моментально началась паника; люди, в ужасе, выскакивали из подъездов; бросались к своим автомобилям и просто бежали, держась за руки и держа в руках малолетних детей.
Мародёры крушили витрины магазинов и ювелирных салонов; оставшиеся в живых солдатики нашли, наконец, применение своим новеньким, необстрелянным автоматам.
В четыре двадцать, по центральному телеканалу, Министр Обороны сделал заявление. Вкратце обрисовав ситуацию, признав, что среди мирного населения есть пострадавшие, он назвал происходящее чудовищной провокацией со стороны мировой шайки оголтелых террористов и ввёл в Москве и Московской области военное положение.
Верхушку правительства экстренно эвакуировали боевые вертолётные расчёты. Члены правительства, не причисленные к верхушке, спасались, кто как может. Едва солнце начало красить стены древнего Кремля, под землю ушёл ГУМ, за ним — Красная площадь, Спасская башня…через полчаса с Кремлём было покончено.
Тем временем, тысячи маршалов и генералов искали и никак не могли найти врага. Радары, установленные вдоль государственных границ, не зафиксировали ни одного объекта, вторгшегося на территорию страны. Спутники-шпионы не зарегистрировали ни одного пуска баллистической и любой иной ракеты; ни с поверхности земли, ни из космоса. Немедленно нанести удар возмездия не представлялось возможным; цели не было.
Несколько часов во всех штабах, до боли в ушах, вслушивались во все вражеские голоса, полагая, что какая-либо из радикальных исламистских группировок возьмёт на себя ответственность за эту беспрецедентную, чудовищную диверсию; таких заявлений не последовало.
И только когда уже пол-Москвы превратилось в полыхающее жерло вулкана, высшее руководство ГРУ проинформировало Министерство Обороны об определённых проблемах, возникших в ходе испытаний проекта «Омега6-66».
Как информация просочилась в прессу, — одному богу известно; но к полудню весь мир уже обсуждал подробности трагедии, происходящей в Москве по вине самих же русских. Евросоюз злобно бухтел: «Допрыгались! Ещё один Чернобыль!». — Американцы откровенно глумились над идиотами — русскими; особенно в ходу были сравнения с одноимённым романом Достоевского. Китай, Южная Корея и Япония выражали сожаление и озабоченность, посмеиваясь, про себя, в кулачки. Радикальные исламисты всех мастей ликовали. Из всех стран только Израиль, сразу оценив потенциальную угрозу, вызвался незамедлительно оказать гуманитарную и научно-техническую помощь в обуздании ситуации. Израилю, конечно же, отказали; внутреннее дело страны; Россия сама разберётся…
Москва прекратила своё существование. Столицей страны стал Новосибирск. Плазменная язва стремительно расползалась, визуально увеличивалась в диаметре от семидесяти до ста километров в день. Процесс термоядерного синтеза шёл так же и вглубь, пожирая земную твердь.
Китайцы, с невероятной скоростью, выстраивали по границе с Россией циклопические бетонные конструкции, армированные высоколегированной сталью, высотою более ста метров. Европейцы, сообща, спешно рыли огромный, широкий ров, намереваясь, заполнив его водами Средиземного и Северного морей, отгородиться от плазменного цунами. Беззаботные американцы и австралийцы, до которых плазме было никак не добраться, заключали пари; выдержат или не выдержат укрепления удар миллионоградусного смерча…
Укрепления не выдержали. Великая бетонная стена расплавились. Миллиарды тонн морской воды, заполнившие ров, превратились в пар…
Прошло ещё несколько недель. Правительства одних стран обживали бункеры, оборудованные глубоко под землёй. Другие — спешно отдавали швартовы, отплывая в просторы мирового океана на кораблях, размерами и богатством отделки в зависимости от ВВП своих стран. Третьи — погружались в океанические глубины на субмаринах, рассчитанных на возможность автономного плавания в течение многих десятилетий.
Опустившись на глубину более семидесяти километров от уровня поверхности, плазменная субстанция встретилась со слоем жидкой магмы.
В этот момент геенна огненная поглотила всё.
В Солнечной системе образовался второй пояс астероидов.
