«Мама! Петь не могу.» В. Высоцкий
Не закончить историю (выбелить её кости и наложить сверху мясо из рубленых слов и фраз).
Я думал, что справился, что выстроил хрупкий мостик между мной и читателем, что целился точно в глаз. Только не шло оно. И дело моё не ладилось, хоть в ряд строились буквы, но не складывались в слова, я рот открывал свой — а там тишина помадила губы гниющие, своё молчание берегла.
Я хотел рассказать, как терпко розовое вино и как оно дышится, если принял в себе себя. Хотел петь о радости — пою в грустном немом кино. Мне бы последнюю спеть; и слова для неё свербят, зудят чётко в сплетении рёбер моих и солнца чем-то искренне важным, изломано-беспокойным:
«Всё пройдёт, душа моя. Вселенское веретёнце, провернувшись ещё раз, уколет тебя по новой: ты уснёшь и проснёшься, ты выплачешь горе это, услышишь историю о мальчике между строчек, что пел грустные песни и, пустошью разодетый, умирал от тоски…», —
не закончить. Пока что прочерк.
Так хотел танцевать, назад голову запрокинув, чтобы небо/бог/кто-то там прижался ко мне щекой!
А сижу и молюсь, душу́ в свитера горловине своё слабое «Жив ещё.
Не закончил за упокой».
