Покрывало

Ты меня заслонял от ветра, от стрел и мора,

Отводил от болот, от порчи и от заломов,

И, крестясь, ты бросал кинжал в середину вихря,

И двенадцать шептал Евангелий. Злое лихо

Обходило меня стороной, потому что зверем,

Василиском твои глаза на беду смотрели,

Их тяжёлая синь превращалась в холодный иней.

Я в молитвах своих шептала родное имя.

И молила тебя сохранить от грозы и зверя,

От воды и железа, от боли и от поверья,

Что твои красота и смелость ведут к могиле,

Обернется кровавой смертью твое же имя.

Говорил, что судьба и Небо не знают злобы,

Говорил, сохранят от погибели и от гроба,

И на зов дальних стран отправился в поднебесье,

Не считая холмы, овраги и перелески.

И когда ты ушел, я двенадцать ночей вязала,

Лист крапивы, терновника прятала в покрывало,

Я сплетала рябиновый крест, и ложился иней,

Я боялась шептать дорогое, святое имя.

И однажды ушла за тобой на беду и в холод,

Проходила, не окликая, и лес, и город,

И в последнем узнала, что пал ты от рук злодея,

С головою рогатой, с душой и глазами змея.

Я двенадцать Евангелий сорок ночей читала,

Я зашила полынь с шиповником в покрывало,

И отправилась вдаль, за озеро, за ущелье,

Чтоб найти человека с душой и глазами змея.

Шла двенадцать ночей, повторяя святое имя,

По лесам и болотам, по пустошей диких стыни,

И когда добралась, то увидела замок белый,

Перед ним человека с душой и глазами змея.

Он стоял, улыбаясь, манил за собой, смеялся,

И лицо его искажалось, и взгляд менялся,

И тобою он стал — и прошло лишь одно мгновенье,

И стоял предо мною ты золотым виденьем.

«Ты останешься здесь, со мной, навсегда отныне,

И убьет меня только тот, кто узнает имя,

Твой любимый не знал, и погибель нашел.

И скоро За тобою я двери свои навсегда закрою».

Я шептала молитвы и знала: к твоей могиле

Привело тебя золотое, родное имя,

И, его прокричав, я набросила поскорее

Покрывало на человека с глазами змея.

Закричал он, и затряслись и леса и горы,

И вернулся к нему его облик и страх во взоре.

Твой убийца носил твое имя, святое имя,

Но не смог его осквернить ни тогда, ни ныне.