я бережно поднял цветы,
как детский локон,
павший в играх,
и чье-то старое письмо,
обильно смаченное
гневом.
я вспомнил девичий язык,
и звон мальчишеских ладоней,
как бубны губ слагали гимны
речей, заснувших
на мгновенье.
будя рукой кусты времен,
идя сквозь чащу вспоминаний,
я был пророчески пронзен
лучами солнечных стенаний,
в стремленьи, ныне
безутешном,
свои горячие персты
в твой волос пышный
запустить,
и этой тлеющей печали
сердечность слабую
простить.
вот мать ко мне вовек бредет,
вот мой отец бредет за ней,
сноп погребенных снов неся,
и древо с древом обнимаясь,
над нами небо терном вьет.
постыло братство облаков!
я вечер, каясь, почитаю,
как холокост твоих волос,
плачевно падших словно
стая
безгрешно пьянствующих
птиц.
кидаясь пламенем небесным,
воркуя звездным, мрачным
плачем,
я храм касаньем основал,
на камне взгляда твоего,
во мне будящего начала.
тела я в небе повенчал!
не смогши нас венчать
в постели.
как мы того с тобой хотели,
косноязычно не посмев
любовь громадную
как жизнь,
в объятьи страшном обуздать.
***
мне птицы, звери и ветра,
долины, горы и луга,
отныне Богом вручены,
раз я навеки отлучен
от царства шепотов
твоих,
в шаги опущенных полночно,
в песков дыханье потаенных,
в мечту, поднятую
цветком.
