*** Я очнулась нагой на поверхности этой странной планеты. Воздух скользнул мне в легкие, напитанный историей этого шара, искривляющего своей массой пространство и создающего время. Сознание стала заволакивать дымка амнезии, и пока оно засыпает на три-четыре года, я должна твердо запечатлеть на нем опознавательные знаки, хотя бы смутное эмоциональное ощущение, которое позже должна прочитать.
1
Из объятий сна снова падаю в утро. Минуту понежившись под теплым одеялом, иду на кухню заваривать ароматный кофе. По привычке выглядываю в открытое окно, закуриваю сигарету. Я могу не курить, но тогда буду чувствовать себя еще более обделенной. Ни вкус, ни эта серая змеящаяся из меня дымка, а сам запах сигарет ассоциируется у меня со свободой, потому что он присутствовал в те редкие и краткие мгновения, когда отец приезжал навестить меня: появлялась вкусная еда, защита, другой мир и еще очень-очень многое. И, зная аромат насыщенного озоном воздуха только из снов и не находя его нигде, томимая желанием вдохнуть хотя бы раз этот другой, первозданный воздух, я дышу суррогатной смесью смол только потому, что могу втянуть в себя дым и оставить его в себе, а озон в себя не втянешь либо он так быстро улетучится, что я как припадочная буду пытаться вместить первозданный воздух в себя большими глотками, но так и не смогу вдоволь им надышаться.
Свинцово-серое небо тяжелыми тучами давит на мой любимый город. Машины плывут по слякоти дорог. Мелкий моросящий дождь накрапывает на деревья, на серые стены высотных домов, на мое лицо. Ветер рвет листву деревьев. Но что-то не так. Я не вижу из окна никакого мира. А когда-то он был как во мне, так и вокруг меня. Мир был бесконечен, открываясь все новыми гранями, он непрестанно удивлял своей гармонией, своей натуральностью и в то же время антропогенностью, искусством и искусственностью. Стоило только на секунду сменить точку воззрения и ракурс восприятия, как мир представал совершенно другим, новым, при этом по-прежнему оставаясь собой. Я утопала в многообразии, нет, не запахов, а именно ароматов: древесной коры, нежных цветов, никем еще не читаных книг, нового автомобиля, озона, свежескошенной травы, моего любимого аромата московского метро. Меня подавляла своим величием статуя на Поклонной горе, успокаивала скорость. Я могла окунуться сознанием в нарождающийся цветок, в раскрывающуюся почку черемухи, в другого человека, и при этом узнавала, что все удивительное находится рядом с нами. А сейчас все это исчезло, я опустилась в пустоту. Свет погас на моем пути, оставив меня наедине с сумрачными реалиями. А может, этого света никогда и не было, может, это всего лишь проекция моего умонастроения? Ведь до того «проблеска с Сережей» я годами звала смерть, а она не приходила, игнорировала мои мольбы, изменяла мне у меня же на глазах. Я догоняла смерть, хватала ее за полу призрачно-дымчатой мантии, я обгоняла ее и пыталась вглядеться в бесконечную черноту под ее капюшоном, но она отшвыривала меня как жалкого щенка, не удостоив даже взгляда. Меня презирала сама смерть, а жизнь все надеялась меня перевоспитать.
Нет, мир не изменился. Это моя жизнь потеряла смысл. Да и любовь испарилась из души, как капля воды, упавшая на раскаленный песок Сахары. И это хмурое утро словно издевается над моей и без того измученной душой. Волшебная вуаль спала, обнажив холодный, грубый, бессмысленный, пошлый камень этого мира. В одном движении попугая больше жизни, чем во мне и в моих мыслях.
Я как раненая птица печальными глазами смотрю в небо, хочу сбежать от самой себя, изгнать себя из себя, из этого унизительного настоящего, бьюсь о стены этой клетки и не могу из нее вырваться, с трудом сдерживая бессильное рыданье. Я пульсирую эмоциями отчаянья, замерзшая в холоде и бездушности этого мира, посылая в пространство сигналы бедствия и зная, что помощь не придет. Потому что жизнь знает, что водопад ангела Анхель струится только с горы дьявола Ауйан Тепуй, и не будь этой горы, не было бы столь красивого и величественного водопада.
И только этим утром я поняла, насколько устала жить в грязи и во лжи. Как же хочется вдохнуть воздух первозданной чистоты: чистоты других людей, чистоты мысли, чистоты поступков. Как выжать максимум жизни из понятия «жизнь»? Боже, как хочется жить, что-то создавать, получать новые впечатления, а не существовать, вставая на работу, вечером готовя ужин только себе; и вся жизнь как один замкнутый на себя день. Зачем нужно тысячам человек сегодня встать, поесть, проваляться дома перед экраном телевизора, не найдя в себе сил даже выйти из дома? Какие добрые поступки, Бог? Какие идеалы, социум? Какие книги, философ? Мы, люди, годами ничего не делаем, мы купаемся в ледяных струях зла и ограничений, мы пытаемся согреться чувствами друг к другу, но из жадности получить больше тепла обжигаем себе лицо и руки. А, принося боль, мы не беспокоимся о пострадавшем, мы думаем, какие мы правильные, умные, чудесные. Мы, люди, любим делать наше время пустым, жалким, омерзительным. И я имею ввиду не только часы и дни, но и целые эпохи! Мы думаем, что любим определенного человека. Но когда он выбирает не нас, мы проклинаем его, мы желаем ему зла, а впоследствии все равно забываем о нем. Мы пытаемся силой, обманом навязать человеку выбор, приворожить его магией. Но, хоть частично овладевая свободной волей человека, мы лишаем его лучшей жизни, возможности найти свое счастье. Отмычки не нужны тем, кто владеет ключами. Получается, что любим мы себя и свое удобство, а из того, кому еще вчера клялись в любви, пытаемся сделать марионетку. «Если ты не будешь моей, я перережу себе вены». «Если ты не выйдешь за меня замуж, я разобью тебе лицо». «Либо ты будешь со мной, либо ни с кем».
А еще мы, люди, никогда не живем в настоящем: одни в будущем, другие в прошлом. Почему мы всегда живем тем, чего нет? Когда мы что-то ждем, мы перешагиваем через дни и недели, живя вариантами будущего события, но не видя очарования настоящего. Да, порой это психологическое лекарство необходимо, но нельзя же ампутировать половину своей жизни без веской на то причины! Или мы перестаем жить, зависая в секундном мгновении прошлого, в котором нас обнимают руки человека, которого уже давно нет. Вместо него живет человек с иными взглядами и целями, несколько другим характером и идентичной внешностью. Но тот, что обнимал нас, остался в прошлом милым фантомом. Потому и закрыты двери у недоступного абонента. Может, любя то, что было у нас с тем человеком, проявить уважение к нему и к былому, идя дальше по жизненному пути? Вам приятно, непорочная девушка, когда вас называют развратной девкой или называют чужим именем? Так и былое не любит, когда его путают с настоящим.
Годы идут, а я, подобно остальным, утверждаю, что все успею, и сама в это верю. Но очередной год прошел, не прожит и не ставший кредитом будущего. Так, пустые телодвижения без цели и результата. А почему так? Видимо, я просто боюсь жить, из-за чего пресмыкаюсь перед многим, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться, чтобы самой себе, как большинство, врать: «Да, я живу, потому что…» Да и лень мне было пробовать что-либо новое. И я закрываюсь от вопроса: «Зачем рождаться, зачем даже просить об этом, если все время тратить на страх и лень?» Потом…. Нет, сейчас, потому что «потом» через минуту может уже не быть. И большинство людей жалеет не о том, что сделали неверно, а о том, чего не сделали вообще.
Как нелепа стала моя жизнь. Неограниченное сознание застряло в тюрьме прошлого. Мелкими глотками потягивая кофе, вспоминаю, как строила карточный домик наших с Сережей отношений и свято верила, что он нерушим. Но люди и время имеют свои тенденции. И что мне теперь делать? Умереть в своем рассыпавшемся карточном домике? Или закрыть глаза, потому что уже нет сил ни на что смотреть, сжать кулаки покрепче и биться о стены равнодушной жизни? Это мир, он такой. Но ведь все это было правдой.… А что есть правда, когда все народы уже давно надругались над истиной? Что тогда говорить об отдельных личностях. Или простить? Разве мало мне было этих испытаний? Нет, вещи нужно называть своими именами: испытание – это не когда ты можешь или хочешь прощать, как раньше, испытание – это когда ты не можешь и не хочешь простить, как сейчас. Раз мне выпала судьба – не быть с тем, с кем я хочу, - значит нужно не хотеть быть вообще ни с кем, тогда получится, что я смогу быть с любым! Ключи есть в любой ситуации!
Любовь должна наполнять двоих людей, а большинство из нас использует ее как зеркало для понта. Увы, все наши чувства – иллюзия мгновения. Мы никогда не знаем человека, видим в нем лишь то, что хотим видеть. А спустя время стираем его из своей жизни, как любимую иностранную песню из плеера, когда узнаем ее нелицеприятный перевод.
Больше никогда не будет этого урагана, затмевающего разум, этой кристаллизованной чистоты преданности, этого вечного страха потерять единственный ориентир в жизненной пучине. Всему своя цена, а цена свободе – голая правда: мир создан для жизни, а не для любви двух людей. Очень больно осознать это в первый раз. Но сколько можно отлынивать от одного и того же урока? Неужели не проще потратить одну из бесчисленных жизней, чтобы отвязаться от этого бремени?
Куда ни посмотри, ничто не радует душу, бредущую по пустыне жизни. Мертвая высохшая глина под ногами, пустое небо, изредка попадающиеся глазам кактусы, в которых ищешь жизненность из-за текущих по их волокнам соков, но находишь только иглы, а что показалось – пустое…. А пересекающее дорогу перекати-поле бередит сердце ностальгией о чем-то так давно забытом, что уже и не вспомнить.
Звонок.
- Привет, это Леша. Ты сейчас не занята?
- Нет, - настороженно ответила я.
-Могли бы мы увидеться сегодня?
- Да хоть сейчас.
- Подойдешь к моему дому?
- Да, через полчаса.
Воздух пропитан смогом. Картины меняются перед глазами, мысли настолько далеко, что я лишь иногда различаю стук каблуков о серый мокрый асфальт.
Я рада, что живу в городе. Несмолкающая суета, негаснущие огни, на небе с трудом можно различить ночью звезды. Но в запахах духов, бензина, сигарет здесь остро ощущается воздух свободы, мечты, новых начинаний. И я теряюсь в толпах людей, на беглый взгляд я – никто, всего лишь одна из десятка идущих в сторону дороги. Но мне нравится находиться среди равных и среди тех, кто больше меня, ведь они своим присутствием показывают мне, кем я могла стать, если бы захотела. И вообще, настоящими людьми не рождаются - ими становятся, достойно пройдя через все муки и не потеряв себя. Только их никто не коронует. Настоящие люди знают цену себе и другим, знают коллизии слабостей и твердыни воли, никогда не страдают эгоизмом.
Изморось закончилась, тучи стали расходиться, но это не сделало город светлее. Все пустое. Все чувства жизнь обратила в пепел, мертвую серую пыль. Пустая и нелепая жизнь. Не надо уже ничего: ни любви, ни денег, ни друзей, ни великих целей, ни самой жизни. Правда, иногда кажется, что где-то в самых закоулках души еще может что-то теплиться, сжимаемое со всех сторон непосильной усталостью от жизни, грузом пережитого, тяжестью своих и чужих ошибок. Почему я всегда должна была расплачиваться за чужие ошибки? С каждым днем все больше угасая, где найти моральных сил, чтобы изменить всю жизнь, вспыхнуть как сверхновая в мертвенно-холодном космосе? Среди некоторых прочих я не могу купить себе счастье. Потому что то, что я хочу, не продается, оно бесценно, и в то же время ни стоит и копейки, в нем источники смысла жизни, силы и вообще, всего, но одно неосторожное движение может разбить этот хрусталик, и осколки уже никак не склеить.
Как дальше жить? Сменить цвет души с белого на черный? Никого не прощать; забирать свое чужими слезами, кровью и сломанными жизнями, если люди пытаются присвоить себе то, что по праву принадлежит мне. Никогда не принимать чужую вину на себя, дабы помочь другому человеку, но опорочить себя, будучи невиновной. Не голодать, пытаясь накопить денег на подарок человеку, который все равно его не оценит. Не просить прощения у того, кто тебе дорог, кто виноват перед тобой, но не может осознать того, что натворил, кто с самодовольной улыбкой проявляет к тебе снисхождение, хотя ты извиняешься за его вину. И что же, я откажусь от своих высоких идей и отдам на поругание свои принципы, став частью этого неблагодарного планктона? Нет, я не сдамся. Просто мне нужно умерить свою доброту, ведь в излишестве она превращается в порок.
Может, проще лечь в кровать, ничего не есть, выключить телефон и ждать, когда все это закончится? Зачем быть? Что-то строить, когда масса предрассудков других людей загоняет тебя в тупик и все ломает? И не получается сделать то, что нужно и то, что хочется, потому что другие люди настойчиво пытаются увести тебя с твоего пути. И не надо ничего им доказывать, они все равно не слышат. И какой бы ты не была, без бумаг ты ничего не стоишь.
Неблагодарная роль – быть ангелом: всех греешь и ободряешь, а тебя за это обливают грязью. Тебе пытаются испортить жизнь только из-за того, что ты моложе, можешь больше и лучше, чем остальные. И нет разницы, когда появляться на свет. И при войне, и при мире, я всегда выражала бы верность и преданность, и всегда получала бы за это невыносимую боль. На войне пробивают раскаленным железом фашисты, а при мире – вчерашние друзья и любимые. Невеселая игра: ты, не жалея себя, строишь что-то важное, прибегает боров и топчет твой храм. Строишь заново, и все повторяется. Строишь, из последних сил, на другом берегу, появляется уже другой боров, сущность которого не позволяет ему пройти мимо, не сломав чужие труды. Но всегда ли так? Все же я спасла одного человека от самоубийства.
Я уже несколько лет тружусь, чтобы свободно вздохнуть. Но пока не получается. А когда смогу, то, скорей всего, упаду от головокружения, потому что не привыкла свободно дышать. Как же я устала просыпаться от ощущения невыносимой тяжести. Когда же моя жизнь, зажатая, словно бутон розы, наконец-то раскроется? Сейчас я какая-то ненастоящая, но не могу стать собой, ведь я не знаю, кто я.
Почему я кричу в толпе, а меня никто не видит и не слышит? Причина банальна – я не там стою! То же происходит и в жизни: хочешь встретиться глазами со счастьем – выйди из темноты скорби. Выбери в сложной мозаике картины мира то место, с которого тебе приятней смотреть на целое. И не стой на месте.
А как все красиво начиналось на заре жизни! Какая легкость была в детстве! Легкость в теле, легкость суждений. А сейчас чувствуется, как что-то едко впиталось в мое существо. Это мудрость; она наполняет и приятной тяжестью давит на плечи, придает всему смысл, но приносит с собой глубокую, неврачующуюся печаль. Годы, опыт, старость…как метровые сугробы снега Гималайских гор, осевшие на скале духа.
Все когда-то казалось простым, элементированым до понятий черного и белого. Смешная детская цель – быть достойной несовершенного мира. Что ж, надо было с чего-то начинать. Но, годы открывают новый статус и новые обязанности. На что следовало потратить эту жизнь?
В принципе, в этом мире много интересного.
Например, можно было стать космонавтом. Улететь в невесомость, увидеть в космический телескоп далекие планеты и галактики, созерцать родную Землю – этот необыкновенной красоты шар, зависший в безмолвном космосе. Наслаждаться первозданной тишиной, стараясь удержать сознание от погружения на поверхность нашей планеты, где царит безумнейшая суета, погоня за курсами валют, искусственная реальность, войны, глупость и ненависть. А здесь так спокойно, словно ты наедине с абсолютной истиной. Так нелепо отсюда выглядит погоня за временным земным покоем. Зачем тебе пять секунд – пять лет – покоя? За это время твои близкие изменятся, уйдя далеко вперед, а ты останешься сидеть на том же камне ограниченного восприятия, так и не отдохнув, тратя энергию на пустые, рефлекторно-механические движения: вкусно поесть, дорого одеться, подольше поспать. А какое приключение – будучи землянином, ступить на Луну, пропустить сквозь пальцы, пусть защищенные скафандром, безжизненный прах грунта неизвестно откуда притянутого магнитным полем спутника. Неважно, что все здесь мертво, зато это чужое, непознанное, загадочное, иное. Ведь человеку свойственно ценить то, чем он не обладает, в особенности то, чем он никогда не будет обладать. Но смотришь на голубой шар, и сердце сжимает тоска, ностальгия по Родине-Земле. Увидеть бы хоть одного человека, неважно, на каком языке тот говорит, он – твой брат-землянин. Лечь на зеленую траву под голубым небом с перистыми облаками и отдаться дуновению ветра, раскачивающему кроны вековых деревьев. А ночью смотреть из окна уютного дома в небо и представлять, как кто-то сейчас, возможно, бродит по мертвой беззвучной пустыне и ценит ее больше родной планеты, потому что она – чужая.
Это могло быть возможным, но здоровье дано слабое, да и склад ума у меня не технический. В таком случае, можно было стать ученым. Проникать в тайны жизни и бытия, делать новые открытия, наблюдать зарождение жизни и тщетно искать замысел Бога в клетках растений, животных, в функционировании мозга человека. Но в одном из способов существования не найти абсолютную истину. Разумная жизнь на Земле – всего лишь частный случай с множеством своих характерных особенностей. Но одно верно: вначале было слово. Слово – Большой Взрыв. Затем стихотворение – комбинация аминокислот: аденин-гуанин, цитозин-тимин.
Красотой и загадками временного внешнего мира так интересно увлекаться! А что еще можно делать на Земле?
Можно стать врачом. Спасать людям жизни, отвоевывая годы у вечности, чтобы хотя бы один человек не растратил этот подарок зря. Первым видеть новорожденного человека, мысленно желая ему светлой дороги, но зная, сколько страданий ему или ей предстоит вынести.
Можно стать деятелем искусства. Дарить людям настроение, пищу для размышлений, украшать их жизнь. Погоня за бренными красивыми вещами может отвлекать людей от сути жизни, подменять ее истинный смысл. Но, с другой стороны, вещи делают нашу жизнь красочнее, разнообразнее, интереснее и удобнее, позволяют самовыражаться в своей индивидуальности. Благодаря вещам человек сам может выглядеть как произведение искусства. Но только выглядеть. И если человек не может поставить акценты в жизни, понять, что истинно и вечно, а что преходяще – это его вина. Есть и другая, большая сторона искусства, которая расширяет сознание и оставляет в веках символы духовных ценностей и культурного наследия – книги, заставляющие задуматься, но не засоряющие мозг, фантастика, отодвигающая границы невозможного, ведь без смелых мыслей мы веками будем стоять на одном месте. Статуи солдат как дань мужеству, твердости характера и чести, но не как символ милитаризма. Памятники великих деятелей как признание их вклада в развитие человечества и истории, как достойный пример для наших детей и правнуков. Картины, передающие восприятие и внутренний мир их художников.
Если ты не нарушаешь гармонию в мире, то не так важно, что ты делаешь, главное – чтобы твоя жизнь имела смысл. Но все это фантастический идеализм, не более того. В жизни можно либо торговать, либо перебирать бумажки.
Мы приходим в этот интересный мир, плещущийся возможностями. Мы способны на все. А в старости думаем, сколько же мы всего могли. Но мочь не значит сделать. Где-то свернули не туда, где-то выбрали пустое, где-то гордость затянула горло узлом, где-то смутил мелкий противный страх. А назад уже ничего не вернуть. Объяснить бы это своим детям, но как же? Мы не можем исповедоваться своим детям, иначе потеряем свой авторитет в их глазах. А за нашу гордость будут платить наши дети. А может, еще не поздно стать достойными своих рассказов?
Надо жить правильно: учиться, работать, жениться, рожать детей, воспитывать их, не пить, не курить, ложиться спать в десять вечера, отдавать последнее ближнему, верить наслово авторитетам. Надо жить весело: гулять до утра, попробовать все, что только удастся, познать все самому, спорить, искать, открывать, рисковать, не обременяться привязанностями, не тратить время на пустые действия. Как будет лучше? Что выбрать? Да и родилась я уже несвободной, с планом жизни, запрятанным в подсознании, который мне ой как не нравится. Невыгодная сделка. Почему я постоянно должна, я ведь ничего не взяла? А мне никто ничего почему-то не должен.
А когда ты уже, кажется, несколько тысяч лет прожил на этой планете и познал все, когда с каждым годом обесценивается в твоих глазах то, без чего ты не мог жить вначале, как у тех, молодых, дерзких и наивных, вновь пришедших. Когда в какую бы часть жизни и мира ты не вгляделся, даже в самое желанное, видишь пустоту и иллюзию, ничто. Потому ангелы не любят так, как люди. А мы смертны, потому и можем любить только то, что мертво. Мы постоянно придумываем себе смысл жизни, мы обязательно хватаемся за какую-нибудь пустую безделушку и мним, что не можем без нее жить, мы выбираем себе самого глупого человека и раболепствуем около него, хоть и прекрасно понимаем, что он недостоин быть даже ковриком под нашими ногами.
Каким нужно быть, дабы жить наиболее правильно, радоваться каждому дню? Не надо совершать зло, потому что оно от дьявола, который всегда не прав. Но, если бы дьявол существовал, он бы думал иначе, чем Бог, что ничуть не делало бы его глупым. Безгрешный человек – все равно, что плод, не имеющий вкуса. Он как блюдо, в которое забыли добавить соль. Он не полный. Когда придаешь цвет лицу на картине, смешиваешь беж, белый, красный. Но пока не добавишь каплю черного цвета земли, оттенок кожи выглядит ненатуральным. Голос природы, голос земной крови – не враг, как кажется идеалистам и религиозным фанатикам, он древний, как сама планета, он – неотъемлемая часть жизни, но не господствующая над разумными людьми. Как и большинство, я тысячу раз готова выпить отвар горькой полыни ради радости в тысячу первый раз переборщить со сладким. Природа людей порочна, потому мы и любим выбирать что-то совсем нелицеприятное и неадекватное. Ведь рождаемся мы на этой планете не для того, чтобы стать лучше, что-то исправить, а для того, чтобы послаще изваляться в грязи.
Не надо совершать добро в жертву себе, тем самым ты позволяешь людям использовать тебя. В таком случае, в смертельной опасности и нам никто не должен помогать. Без добра мы скатимся вниз, деградируем до невозможности функционировать как личность. Надо идти всеодобренным путем, поскольку только он верен и не приносит лишних разочарований. Но где доказательства того, что именно этот путь - самый лучший, что он выгоден всем, а не конкретному лицу? В таком случае лучше слушать собственное сердце, открывать больше нового, искать себя, экспериментировать. Но где гарантия того, что самонадеянность и любопытство не приведут к тяжелым последствиям?
Как жить правильно? Правильность в гармонии и свободе. Главное - не быть пустым, ибо пустая душа – черная дыра, напрасно поглощающая свет мира.
Люди, умершие задолго до моего рождения, чем и как вы жили? Кто-то создавал шедевры и совершал поступки, остающиеся в веках, не жалел сил и здоровья, следуя гласу своей судьбы. Но приносила ли вам такая жизнь удовольствие? Кто-то заботился лишь о себе, во всем себе потакал. Но кто его вспомнит, кто назовет его имя, когда этот человек сам не знает, кто он, когда он приносил только горе и лишения? Имела ли его жизнь смысл? Он отбирал у ребенка кусок хлеба, чтобы еще один лишний день коптить воздух.
А этот мир…. Здесь нет ничего моего. Только вещи, которыми я несколько лет буду обладать. Я буду оставлять здесь частички своей души, физические действия, мысли, что будут наталкивать на новые размышления тех, кто останется после меня. Но после всех приложенных неимоверных и унизительных усилий, почему я должна уходить из мира с пустыми руками? Я хочу маленькие частички души дорогих мне людей, как брелок на память, как крест, сжимая который, веришь, что он тебе поможет, как идол, на которого порой так необходимо помолиться. Чтобы почувствовать подаренное тобой тепло, ведь никто не может преподнести тебе такой же подарок, и понять, что все эти мучения, весь этот холод и алогизм – не зря.
« Безумно посвятить жизнь глупым гуманоидам или, что еще более странно, одному гуманоиду…» Как цинично, бес! Это не куски мяса, это люди, это души. «Ты - это они, а они - это ты…» Красиво говоришь, творец. Но здесь это не ощущается. Земля – кривое зеркало, трансформатор. Ты отдаешь все лучшее, что есть в тебе, а взамен получаешь все худшее, что есть в других. Бог, как ты привык к этому? Правда, я уже тоже не жду никакой награды. Посади меня на весы, Бог. Сколько я вешу в граммах? А в событиях? А в его, его и ее жизнях? И мне интересно было бы увидеть, сколько неразвитых людей на противоположной чаше выравнивают весы. Сколько жизней я вешу? Чего стоит присутствие моей жизни в этом отрезке времени? Нет, я не эгоистка, я хочу увидеть свою значимость. Я хочу узнать…. Зачем призвал меня, мир? Что хочешь, Человек? Сколько времени дашь, планета? И имеет ли все это смысл? Имеет ли смысл, что мы становимся лучше, если мы не станем равными тебе, Бог, если мы никогда не создадим планету, а на ее поверхности жизнь, плещущуюся в бытие? И что я скажу тебе, Бог, стоя к тебе лицом, если не догадаюсь, что мне нужно делать, или догадаюсь, но не сделаю?
Быть Богом – значит быть не нуждающимся и желающим эго, а быть всем сразу в один момент времени. Хочешь быть Богом – кто тебе мешает? Хочешь машину, кругосветное путешествие – не трать деньги на ветер. Хочешь быть равным Богу – не трать себя попусту и не топись в своей частности.
Помню, когда я училась в первом классе, на всю жизнь запомнила вычитанную из рассказика фразу «…теперь вы обладаете ключами, которые открывают перед вами все двери; эти ключи – буквы алфавита». Простые ключи у большинства обычных людей, повезло им. Но многие не пользуются ими должным образом. А мои ключи во мне, и моя ограниченность мешает взять их. Я, подобно всем остальным, живу своей жизнью, оттого и забываю, для чего создан мир. Забываю, что есть другие люди, которые так же, как я, живут не во всем мире, даже не в своем городе, а в своем районе, на своей улице. Другие люди, так же, как я, думают двумя процентами мозга, плывут по течению времени, видят определенные координаты пространства на определенном протяжении, причиняя вред себе подобным, не замечают, как причиняют вред себе. Строятся заводы, происходят убийства, идут войны и политические интриги. А изначальная мелодия жизни играет как фон среди всего этого и многого другого. Ее никому не слышно, но любой может почувствовать ее душой. Но большинству не хочется этого. А если бы в моей жизни не было так много горя, стала бы я задумываться серьезными вопросами?
Для чего мы рождаемся, растем, учимся, зарабатываем деньги, строим отношения, рождаем детей, делающих впоследствии то же самое? Для того чтобы портить друг другу жизнь. Кто знает, может этот мальчик, играющий сейчас в песочнице, станет жестоким убийцей, а эта девочка будет играть людьми с таким же равнодушием, как сейчас куклами. А время летит так быстро…. Не успеешь оглянуться, как руки пятилетней девочки, роющие чернозем для посадки саженца, на этом же месте превратятся в сухие, сморщенные ладони дряхлой старухи, а после вообще сгинут в земле. А дерево останется. Ну, хотя бы дерево останется.
Чем глубже в иллюзию, тем дальше от истины. А солнце такое маленькое, что всем одновременно не найти под ним места. И мы забываем, что все здесь мертво, все, кроме людей, и проводим всю жизнь в общении с вещами, воспринимая людей как снующих мух, способствующих лишь достижению наших целей.
Есть понятия «свое» и «чужое». «Своего» человека хочется обнять полностью, не оставив ни одного сантиметра, что воспринимается как «моя душа полностью открыта перед тобой как твоя передо мной». К «чужому» человеку либо неодушевленному предмету мы прикасаемся лишь частично. Тем самым, от «чужого» человека мы отстраняемся, а что касается неодушевленного предмета, то можно рассуждать двойственно: первое – «мне тем и интересна вещь, что я обладаю ею наполовину и никогда не смогу обладать полностью, потому что вещь сама не может выказать своей принадлежности мне и как механизм всегда может подвести», второе – «это всего лишь вещь, следовательно, я не могу отдать ей все свое внимание, иначе перестану быть свободен душой.» Исходя из этого, нетрудно понять, почему большинство людей предпочитает вещи людям.
И среди всего этого нужно найти ориентир, вокруг которого надо копать. Но оригинал это или всего лишь проекционный макет? А пальцы стынут все сильнее. Хватит ли отпущенного времени, чтобы хоть несколько лет прожить, зная, для чего?
Ну, раз уж получилось так, что я здесь, входи в мое сознание, безумный мир, я не буду закрываться. Ты такой странный, грубый и несправедливый, я хочу тебя понять. Пригодится, когда-нибудь… Приятно, в конце концов, жить в потоке всего: холодная смерть в жаркий день пролетает морозом по коже, но вновь не к тебе, а к тому, кто слишком часто кричал ей: «Торро!»; фортуна поднимает тебя до звезд, а потом резко отпускает и потешается не твоему падению, а тому, как ты на него реагируешь; земная любовь швыряет тебя то в лед, то в пламень, подвергая твою душу алхимическим метаморфозам; люди воротят нос от старенького почтенного профессора и боготворят не имеющую разума шалаву. А на всей планете каждая страна – отдельный мир: мир невежества диких племен, мир просвещения Европы, мир религиозности и мир безверия, мир вопиющей бедности и мир роскоши капитализма, мир вечного праздника лета и мир вечной мерзлоты, мир добра и мир ненависти. Как мы видим из этого, нет необходимости создавать отдельную планету для какой-либо задачи: вершины чистоты и бездны ада, излишний уют и мучительные лишения, все это на одной планете. Земля – супермаркет уроков и ощущений.
Все, что есть в мире, имеет право на существование. Особенно зло. Не будь его, жизнь была бы неполной. Не было бы соблазнов, которым нужно противостоять, учась тем самым отличать важное от косного, испытывая свою совесть и свой характер, освобождаясь от рабства у творений рук человеческих. Не будь зла, жизнь не была бы насыщена испытаниями, которые делают нас мудрее и сильнее. Человечество было бы ослеплено иллюзией своего совершенства. Добро и зло - гласные и согласные слова «жизнь». В конце концов, зло не может быть искоренено для всех абсолютно: смерть – зло, но и пустая, неполноценная, а еще хуже, вечная, жизнь – зло. Отсутствие смерти отнимало бы большой кусок счастья – счастья освободиться от самого себя, счастья стать кем-то другим, кем-то лучшим. Мы откладывали бы свои дела уже не на четыре года, а на тысячу лет, страдали бы от перенаселения планеты, невозможности всем иметь детей, от оскудения ресурсов, от утраты смысла жизни и от постоянной погони за сомнительными развлечениями в попытке утолить глубокую пустоту и тоску от отсутствия нового начала. Отвлекающие от саморазвития и созидания факторы – зло, но и их отсутствие – зло. Отсутствие любви – зло, но когда любовь наполняет собой всю твою жизнь, не оставляя времени на другие стороны жизни – это тоже зло. Отсутствие помощи в нужный момент – зло, но и постоянная опека, мешающая принимать решения и совершать действия – зло. Старость – зло, но и отсутствие покоя, времени переоценить свою жизнь и подготовиться к ее завершению – зло. Черные волосы смотрятся гармонично, когда они прямые и не длиннее плеч, светлые волосы привычней видеть длинными и курчавыми. Тем самым зло и темнота привлекательны лишь в умеренности, добро и свет тем приятнее, чем богаче и пышнее.
Вот и сорок первый дом, и у третьего подъезда виден знакомый силуэт.
- Привет, Маша! Наконец-то тебя увидел! Почему такая грустная?
- Как-то все разом потеряло для меня смысл…
- Что случилось?
- Леш, я не хочу об этом говорить.
- Ты не должна работать там, где ты сейчас трудишься. Приходи к нам, будешь зарабатывать гораздо больше.
- Да зачем мне деньги, если нет желания их тратить! Меня вполне устраивает моя работа.
- Что же тогда произошло?
- Я полгода назад ушла от Сережи…
- Ну, наконец-то, давно пора. Я уже перестал надеяться на то, что ты одумаешься. Что же подвигло тебя на такое решение?
- Просто мы не могли быть больше вместе. Неблагодарная роль. Никакого понимания, никакого уважения. За то, что отдавала ему последнее, что у меня было, за все мое терпение, за все мои старания даже цветочек раз в полгода не мог подарить. Зачем он сорвал с себя маску? Лучше бы я не знала, кому отдала годы. Моя жизнь рядом с ним стала ускользать от меня, превращаясь в кандалы судьбы. Это уже не жизнь, это имитация жизни. Наши с ним отношения – до горечи пересоленный хлеб. И это не быт нанес ржавчину на некогда совершенный металл. Но то, что произошло, эта боль, она лучше, чем свадьба по любви, если учесть то, кем я стала. А будучи никем, я не могла быть любима. Ведь ради любви я готова была отдать все, включая свое будущее. А стоит ли оно того? Стоят ли эти месяцы сомнительного счастья того, чтобы играть не свою роль, чтобы все класть на ристалище? Любят свободных душой независимых личностей, а не жалких хамелеонов, пытающихся подстроиться, дабы соответствовать глупым увлечениям и глупым ценностям глупого человека.
Сережа - абсолютно незрелый человек, пусть он и старше меня на шесть лет. А как же пусты его глаза, боже!!! Пытаешься с ним поговорить, направить, заставить задуматься, он начинает бунтовать: «Не спрашивай меня о том, чего я хочу от жизни! Я тебе запрещаю!» Я знаю, почему он так говорит. Потому что он не мужчина. Сережа – раненый раб самого себя. Он знает, что недостоин того, что хочет, а измениться не в силах. Я пыталась поддержать его, помочь ему, врала, какой он замечательный, надеясь на то, что он решит стать достойным моих слов, но все тщетно. И я не могла больше катиться с ним вниз, убивая себя ради него. Я больше не могла тащить Сережу своими худенькими ручками из того болота, в которое он с таким удовольствием заползал. Что взять от человека, который привык, что мир должен подстраиваться под него? Но только так я могла понять, что не с лицом жить, а с характером. Людей без души и добродетелей, думающих лишь о себе, я всегда считала дефектными, неполноценными людьми. Большинство из нас старается избавиться от патогенных бактерий и паразитов в теле, но мало кто пытается избавиться от паразитарных качеств и патогенных мыслей в душе. Мы сами становимся паразитами. Как только рождается человек, на него сразу же накидываются сонмы бактерий и вирусов, пытаясь использовать новую, только что появившуюся жизнь для удобства своей жизнедеятельности, тем самым разрушая ее. Хорошо, что мы не способны видеть это, иначе сошли бы с ума. Ведь способность видеть больше не значит способность видеть только прекрасное. Так и люди, подобно вирусам, набрасываются на себе подобных, пытаясь вытянуть себе больше денег, дорогих вещей, деликатесов и самоутвердиться за счет чужой жизни.
Мы не помним, с каким трудом и ужасом рождаемся, цветок не помнит, с каким трудом он вытянул свой стебель из-под земли. Через это прошли все живущие. Так почему же мы постоянно помним о той боли, что причинили нам другие люди, друзья, жены, мужья? Все это пережили или еще переживут. Так и должно быть, ведь это жизнь. Нельзя жить, не родившись, нельзя быть по-настоящему счастливым, не повзрослев. Да и столько трудностей пришлось пережить в других сферах жизни, столько всего нужно было изменить…
- А я же тебя предупреждал. Твоя жизнь – своего рода концентрат, который нужно выпить, чтобы вылечиться. Ты можешь вызвать все события сразу, но это может тебя отравить. А если этот концентрат развести годами и принимать понемногу, то ты выздоровеешь без ущерба. Но ты была нетерпима и хотела все сразу, это неразумно. В результате ты чуть не потеряла себя. Хорошо, что ты смогла все перенести, извлечь полезное и не деградировать. Впредь будь осторожнее.
- Но как можно понять разумность доводов, не пережив последствий своего решения? Всегда кажется, что только ты сможешь все изменить. Кладешь себя на алтарь, делаешь массу хороших поступков, совсем не замечая, как они сию же секунду начинают медленно перетекать во зло. Стараешься избавить человека от жестких реалий, в итоге он оказывается не готов к отсроченной встрече с ними, а это - зло. Хочешь уставшему от ошибок человеку обеспечить комфорт и заботу, чтобы он отдохнул и перестал клясть себя, а через некоторое время этот человек становится нервным эгоистом, и это - зло. Помогаешь деньгами своим взрослым детям при оплате кредита, в итоге они в следующий раз возьмут еще больший кредит, не рассчитав свои возможности, а помочь уже будет некому, они много потеряют, и это - зло. И я была для Сережи идеальной девушкой, он всех будущих будет сравнивать со мной и подстраивать под мое прошлое поведение. Но отпечатки моих рук уникальны. Никто не станет мною, он будет злиться, что все не так, как ему удобно, и рушить то, что не он построил, и это - зло. Я – его петля на шее, из-за которой он будет проклинать себя и то, что сделал. Да и, в конце концов, не все то, что социально хорошо, хорошо для каждого конкретного человека.
- Ты хочешь сказать, что нельзя делать людям добро, потому что оно неизбежно становится злом?
- Нет. Добро делать необходимо, в этом практика жизни. Помогать нужно тогда, когда человек сам не может справиться со своими проблемами. А если всегда и все делать за него, он ничему не научится и никем не станет, кроме жалкого, беспомощного существа. Обилием добрых поступков можно испортить человека, он станет воспринимать все как должное, перестанет ценить людей и получать удовольствие от жизни. Все бы были добрыми, если б обладали всем желаемым и самым главным для себя. А вот не отказаться от своих моральных устоев и принципов не имея ничего, в особенности самого желаемого, – это подвиг. Я сейчас слишком слаба, но это не дает мне права, как большинству, обращаться к Богу фразой: «Дай!» В конце концов, Бог – не то, что человечество о нем привыкло думать.
- А что тебе приносит удовольствие в жизни?
- Конечно же, люди. Возможность общаться с ними, возможность посмотреть на мир их глазами. Порой это вытекает в целое приключение сознания. Я очень ценю людей. Настоящее счастье мне приносит возможность жить с любимым человеком, делить с ним свою жизнь, дарить ему свой внутренний мир и стараться подарить окружающий. При симбиозе внутреннего мира с миром другого человека оба становятся больше, раскрываются новыми гранями. Они становятся бесконечны, как бесконечна мысль. И с этой высоты грустно смотреть на тех, кто забился в скорлупу одиночества. Да и сам вкус жизни неповторим именно неразделимым смешением настоящего, прошлого и будущего. Если бы было только прошлое, мы бы умерли от скуки, если только настоящее – оно было бы чужим и не давало ни надежды, ни опоры; если только будущее – оно пугало бы своей запутанностью и невозможностью как-либо идентифицировать себя как личность.
Так же я рада новым раскрывающимся возможностям, которые позволяют мне узнать цену самой себе.
- А если возможности не оправдывают ожиданий?
- И что? Это ведь всего лишь игра. Деньги, престиж, социальный статус – игра. Но когда я прикасаюсь к душе другого человека или он впускает меня в свою жизнь – игры заканчиваются, иначе я рискую навредить.
- А мог бы я быть твоим любимым человеком?
Я замолчала. Да как ты посмел задать мне этот вопрос? Ты ведь прекрасно понимаешь, что не способен подарить мне счастье, однако хочешь меня предать, чтобы самому быть счастливым. Но я не стану мучиться в золотой клетке и от постоянных твоих запретов на право свободно жить и быть собой.
- Я думаю, не стоит отвечать на этот вопрос. Кстати, меня всегда интересовало, почему люди такие странные существа? Некоторые из них отказываются от всех благ, которых добились тяжким трудом, для того, чтобы узнать самих себя. Или же, когда человек совершил ошибку и пока еще есть время все вернуть, он упрямо страдает угрюмостью, ничего не делая.
- Когда человек перестанет страдать? Он никогда не перестанет страдать из-за того, что он человек. Именно страдание делает его собой. Почему человек отказывается от достигнутых благ? Когда все идет хорошо, ему становится скучно, хочется покорять новые вершины, становиться больше самого себя. Многие страдают гордостью и леностью, оправдываясь мыслью, что все, что ни делается, к лучшему. Но никто же не живет за нас. Мы своими руками создаем проблему и деликатно пытаемся ее потом отодвинуть. И вообще, пока человек дышит, он всем недоволен, забывая худшие времена. Но что бы у кого ни случилось в жизни, утреннее солнце равнодушно и безлично будит всех снова. Просто кому-то кажется, что оно выжигает сердце своей чистотой, для астронома оно зависло в небе гигантом термоядерных реакций, для малыша оно загорелось желтой лампочкой, для именинника – радостным ожиданием подарков. А как солнце разбудит тебя – выбирать тебе. И даже когда не останется ни одного человека на Земле, солнце все равно разобьет ночь и все так же равнодушно зависнет в небе, освещая останки нашей цивилизации, которые спустя время превратятся в прах руин.
- Я вот что поняла в жизни: по-настоящему счастливы те, кто из себя ничего не представляет. Есть средства на то, чтобы поесть и выпить, и больше ничего не надо. И, что самое главное, у этих людей нет способности вынырнуть из всего этого хотя бы на миг и посмотреть на себя и свое место в мире. Они живут спокойно и ничто их не тревожит. А что может причинить боль в колыбели? Но и счастье этот образ жизни не приносит. А если ты обладаешь умом или талантом, не знать тебе покоя. Эти качества будут толкать тебя вперед под ледяной душ, и нет возможности погасить их или забыть, они будут проявлять себя снова и снова. И вновь придется делать твердые шаги по тоненькому канату, ведь эти моменты предначертаны тебе как одному из лучших. Все вокруг будут смотреть на тебя и думать: «Молодец», - но сами, дрожа малодушием, не смогут подняться над собой. А твое сердце время от времени будет сжиматься над пропастью, со дна которой ты некогда стартовал, и невозможно будет остановиться, невыносимо идти дальше, непозволительно сорваться вниз. А все начиналось с простого желания стать счастливым и кем-то большим, полнее осознать природу человека, стать собой, а не одним из тысячи. Те, что смотрят на тебя, хотят себе видимость этого «большего», но ты выше их, и потому идешь за сущностью «большего», потому что именно сущность ценна и нерушима. И только с середины пути начинает мерцать свет истины. Со сколькими призраками прошлого еще предстоит столкнуться, дабы затем расстаться навсегда? Сколько еще раз нужно будет испытать и пересоздать свой характер? Никто не поможет, не поддержит, а назад уже не повернуть, ведь ты уже прошел пусть небольшой, но отрезок этого пути, и он чуть-чуть, но уже необратимо изменил тебя. И чем же окажется то счастье, для коего затеян этот нелегкий путь? По крайней мере, одно достоверно – оно вырастет внутри тебя и, следовательно, будет иметь проявление снаружи. И тем радостней, чем ближе бездна, в которую рок так дурманит прыгнуть, оплетя ноги невидимыми путами. А после происшествия разум не понимает, за что, но сердце… сердце знает, зачем. И тогда начинаешь понимать, что действительно главное. И что светиться хоть и красивое, но неблагодарное и трудное занятие. Консументом быть гораздо проще, нежели продуцентом.
- Есть судьба. Что бы ты ни решила и ни сделала, все равно придешь к тому, что предначертано. Каждый вариант твоего шага просчитан и ведет к тому, от чего не уйти. И вырваться из этого лабиринта или отстраниться в сторону нельзя. Как ни старайся, все равно плывешь по течению.
- Нет, здесь ты не прав. Ты подобен древним жрецам, которые в своих фиаско обвиняли духов. Предначертаны лишь основные моменты, которые служат нам уроками, через которые нужно пройти. Это своего рода опорные точки, маяки нашей жизни. Все остальное – в наших руках, иначе, зачем бы нам были даны разум, возможность выбора и свободная воля? Мы – не запрограммированные марионетки для чьей-то игры, а разумные существа, способные к развитию. А если допустить такой вариант, что хорошему во всех отношениях человеку выпала ужасная судьба, его преследуют неприятности, его все подставляют, грабят каждую неделю, затем он становится инвалидом, а позже его и вовсе парализует. Справедливо ли то, что он ничего не может исправить? И если ты считаешь, что мы не живем своим выбором, а делаем лишь то, что уже давно предначертано и выучено нами, значит вся наша жизнь – ностальгия на фоне меланхолии, и ничего более.
- Ты еще скажи, что Бог есть. Если так, то каковы его функции.
- Ты существуешь и знаешь об этом. Каковы твои функции в глобальном плане для мира? Порок нашей цивилизации в том, что мы думаем обо всем, даже о Боге, как о созданном для удовлетворения наших прихотей. Архетип из теории о Земле как о центре Вселенной. То, что когда-то казалось необычайно сложным, теперь настолько элементарно, что становится очевидной какая-то недоговоренность. Не может быть все так сложно для какой-то маленькой планетки.
- Для мира…. Воспитать ребенка как часть будущего поколения, что заменит меня.
- А Бог не может делать то же самое?
- И в чем же состоит его воспитание? Я словом не могу создать Вселенную.
- А разве ты не становился с годами мудрее, разве ты не используешь опыт из жизненных ситуаций? Сейчас ты не можешь создать даже собственный душевный покой, что уж говорить о сотворении космоса. Младенец же не рождается цитирующим теорему Пифагора.
Познать Бога…. Узнать, кто мы и существуем ли мы или нам это кажется. Игра творца, его дело или наши ясли? Кто не побоится открыть этот ящик Пандоры? Его содержимое может оглушить громовыми раскатами или открыть смысл во всем. Кто не побоится взглянуть в чашу, в которой курится вечность? Кто знает, что высветит в склепе магического прошлого луч сегодняшнего солнца. Не боитесь ли вы оживить мифы или разбудить древних богов? А может, все-таки не стоит, может, нам еще рано? Завораживает спящая торжественность Египта. Фараоны и сфинкс спокойно сидят в вековом недвижии и смотрят глазами без зрачков в лету, зная, когда настанет последний день человечества, а также и то, что после этой даты они будут дальше сидеть и смотреть в историю и века, ожидая появления новой цивилизации на руинах нашей. И когда начинаешь задумываться такими вопросами, вся боль и все самое желанное теряет свою значимость, превращается в пыль, что сворачивает в воронку и уносит в небытие черная дыра вечности. Конечно, истину не познать, но сами попытки сделать это предотвращают множество ошибок. И начинаешь поступать правильно. Не потому, что кто-то сказал, что нужно все сделать именно так, не объяснив причины. Просто чувствуешь гармонию. Когда-то я боялась потерять много обожаемых мною вещей. Боялась, что их украдут, что случится пожар. А сейчас я вижу, как это глупо, вижу, что все имеющее хоть малую настоящую ценность, находится внутри меня, и никто это не отнимет. Такое чувство, что я выбросила из дома ненужный хлам, освободив много места. Кто знает, может быть, я здесь только потому, что кто-то думает меня сейчас…. А я думаю о прыжках с парашютом, а мои нервные клетки думают, как подготовиться к необычным условиям, потому что клетки мозга – прорицатели получили информацию о том, что Вселенная-Мария в такое-то время будет проходить через необычные условия.
- Маленькая ты еще, Машенька…
- Бабушка думает, что в буквальном смысле люди пришли в мир голыми, а благодаря Богу оделись и получили хлеб насущный. Да, мы пришли в мир в первозданном виде, и одеваемся мы жизненным опытом, а не только лишь одеждой, и поглощать мы стали не только хлеб зерновой, но и хлеб насущный – пищу для ума. Хорошо, в чем смысл жизни?
- Ни у кого нет точного ответа. И, наверно, никогда не будет.
- Для тебя не будет, ведь ты никогда всерьез не задумывался над этим. А смысл жизни в самой жизни. В том, чему ты научишься, чему научишь других, что сделаешь, кем в результате всего этого станешь. А вот мотив к жизни у каждого свой.
- Тем не менее, я останусь при своем мнении.
- Твое право. Да, совсем забыла сказать, я завтра буду прыгать с парашютом!
- Ты с ума сошла? А если парашют не раскроется? А ты подумала о том, как за тебя будут переживать близкие?
- Наряду с основным парашютом есть запасной. Я уже неделю назад прошла подготовку. Тем более, я давно хотела это сделать, теперь наконец-то появилось время. А, исходя из твоей теории судьбы, если я не прыгну с парашютом, то непременно завтра меня собьет машина, мне на голову упадет кирпич или что-то сильно напугает меня до состояния инфаркта.
Леше нечего было возразить. Мы шли по парку, вспоминали былые времена. В принципе, Леша ничуть не изменился, как и его жизнь, за исключением смены места работы.
Уже стемнело. Я попрощалась с Лешей, так и не передумав насчет планов на завтра. Сегодня такой чудесный вечер, обнимающий теплым тяжелым воздухом, пропитавшимся луговыми травами. А у меня дикая боль в левом боку…. Я не хочу быть зависимой от жизненных неудобств и обстоятельств. Как я устала от того, что многие хорошие моменты моей жизни омрачались или вообще упускались из-за несвоевременных событий, поэтому в порыве ярости я пытаюсь забыть эту боль. «Я здорова, полноценна, у меня все замечательно!!!!!» - кричу я внутри себя. Боль сопротивляется мне, но я упорствую. И вот, я наедине с этим прекрасным вечером, а все, что пыталось помешать этому, заковано моей силой воли в изоляционную клетку. Любая женщина знает, что то, от чего нельзя избавиться, можно замаскировать, превратить в изюминку или попросту забыть, что я сейчас и сделала.
Подойдя к своему подъезду, я увидела девушку в сарафане, сидящую на капоте смутно знакомой машины. Она оценивающе рассматривала перстень на своей руке, несколько цинично и с безразличием. На ее месте я бы радовалась. Мимо прошла счастливая пара, и девушка с кольцом с усилием отвела от них печальный взгляд, посмотрела на свои бриллианты, а затем вдаль, словно пытаясь увидеть там другую себя. И я поняла этот взгляд. Взгляд разочарования, осознания того, что никогда не будет то, что хотелось и так, как хотелось. Когда тебя навсегда отбил жизненный шторм от берегов твоих надежд, и ты делаешь то, что хотела не для того, для кого хотела. Глядя в пустоту грядущего, девушка сжала свободной рукой безымянный палец, пытаясь закрыть от себя какое-то значение кольца, изменилась в лице и гордо ухмыльнулась, решив для себя: «И так тоже неплохо».
- Мила, слезь с машины, я же дал тебе ключи!
Я обогнула дом справа, села на обочину, устремив взгляд на пустынную дорогу. Хочу подумать обо всем и сразу. Летние сумерки, задумавшись тишиной, перебирают события, как четки. А я сижу в сумерках, наедине со своей жизнью, вглядываюсь в себя и вдаль, перебираю мысли, как четки. Сижу, как подсудимый перед вынесением вердикта, как монах перед храмом, как маг перед руной. Мир слушает меня, ждет мои эмоции, а я слушаю мир.
Чем более смеркается, тем сильнее я начинаю ощущать в себе единство со всем миром. И вот я лежу в пустыне на протяжении вечности, потому что времени для меня не существует. Лежу на вершине песчаного бархана, как бесчувственная, лишенная пластики фигура девушки из обожженной глины, лицо которой отражает только лишь принадлежность к женскому полу, никакой индивидуальности. Песчаные бури то и дело засыпают меня песком и обнажают. Существую я или нет? Не знаю. Но это я была среди песков этой планеты, когда здесь только зародилась жизнь, жаль, не смогла подсмотреть, как это произошло. Тогда в каждом атоме, парящем в воздухе, чувствовалось торжественное ожидание прихода важного, задуманного мирозданием – появления жизни на этой планете. Это я участвовала в строительстве пирамид. Это я смотрела на мир глазами Нефертити, а века спустя ваяла ее изображение. Так это же я тот самый первый папирус, которому тысячи лет, но папирус не умеет читать себя и находится глубоко под барханами в любой точке пустыни, все надежней захороняемый древним песком, потому что никто его не ищет. Зачем искать папирус? Ведь историю уже кто-то написал!
Это я, века назад замурованная под плато перемещениями литосферных плит, завидую тем, кого с колыбели баюкал на руках технический прогресс. Наше племя желало знаний, но у нас не было самолетов и интернета, потому на долгом протяжении времен мы бережно передавали из поколения в поколение крупицы мудрости и знаний о мире, добытые долгим умозрительным трудом и дальними дорогами. А ваши дети, современные люди, едва научившись читать, ищут всякий мусор и непотребство в сети. Мне только хочется верить, что спустя века вы не доверите роботам на холодных, бездушных металлических клешнях баюкать ваших младенцев под электронное пение колыбельной. Вы так гонитесь за интеллектуальным превосходством, что забываете, что разум без души заводит в тупик, а это чревато очень многими проблемами. В конце концов, кто-н��будь из вас захочет для удовлетворения потребностей своего интеллекта поставить эксперимент, который сотрет нашу планету из солнечной системы. Наше племя не обладало тем многим, что есть у вас, но мы всегда были людьми.
Это я лежу на дне Марианской впадины, в самой Бездне Челленджера, ниже всех затонувших когда-либо кораблей, держащая на себе тяжесть 1100 атмосфер. Я давно утонула в океане, и теперь я – дыхание цунами. В черной толще воды нет ни света, ни водорослей, лишь удильщики блуждают во мраке, сиротливыми огоньками усиливая тоскливый гулкий скрежет затонувших кораблей всех времен. Надо мной проплывают суда и яхты, я не вижу их, но всегда чувствую, и ненавижу за то, что они не смогли спасти меня. Очередное празднование на яхте, пассажиры которой пьют шампанское, глядя на золотистую рябь океанской поверхности, смеясь, сбрасывают друг друга в воду. И я позволяю им проплыть надо мной, не тяну их в бездну. И впервые вспоминаю, что существует небо, солнце, и вот, я – девушка нового поколения, совсем другая, словно бы переоделась в наряд, которого никогда еще не видела, пью шампанское и смотрю на золотистую рябь заката. Красивая жизнь…. Но стоит посмотреть глубже поверхности воды, в бездну, где я припечатана к самому дну мирового океана, почувствовать течения, вспомнить волны, этот пульс океана, в метре от меня, когда вся толща воды поднималась передо мной, и с каждым сантиметром приближения я видела всю мощь и упругость, которая сворачивалась и обрушивалась на меня, по телу пробегает озноб. Но мне нечего бояться: я, лежащая в Бездне Челленджера, позволила проплыть яхте со мной на борту.
Вот-вот уже приоткрылась таинственная завеса, и я хватаю смысл жизни за хвост, но он вновь ускользает, не давая к себе прикоснуться более чем на секунду, переливается голограммой вдалеке от меня, не позволяя определить основную цветность. Он молчит, как эталон совершенства и мудрости, и усмехается, как продажный джокер. Целая вселенная, все тайны мироздания в микро - и макроразмерах проходят мимо нас, а дотянуться – руки коротки.
А как все было? Сначала пустота? Как так, просто пустота и больше ничего? Так не бывает. Пустота. Но вот, что-то сгущается, пытаясь нарисоваться нигде, заряжается вспышкой энергии из ниоткуда, логично расходится, набирает тяжесть, расширяется внутри себя по всем направлениям, обретая полноту и качество. Перемещения, вспышки химических реакций, появление жизни, ее развитие, человек, племена, нации, государства, страны. Взгляд в первую попавшуюся квартиру находит алкоголика, спящего на полу в грязи, хрюкающего и сморкающегося под себя. Для этого ли две микроскопические клетки – два начала, мужское и женское, - слились, не зная, что преобразуются в гигантского по сравнению с ними человека. Как женская клетка поглощает мужскую, так жизнь поглощает душу и начинает ее преобразовывать во что-то большее. М-да, по-моему, этот алкоголик нечто маленькое, меньше того человека, который зародился недавно в животе его жены. Но этот малыш не родится из-за отсутствия небольших бумаг в кошельке, которые лишь немного плотнее той, что мы пользуемся в туалете. Да и как они будут жить без очередной порции этанола?
Нет, подумаю о чем-нибудь другом. Вселенная. Кто сказал, что Вселенная бесконечна? Ничто созданное и уж тем более имеющее хоть бесконечно малую физическую массу, не может быть бесконечным. Даже у такого громадного творения, как наша Вселенная, есть край. А что за ним? Вакуум. А за ним? А кто же знает…. А может, Вселенная выглядит как кольцо. Оно помещается на кончике пальца, но если находиться внутри него, оно будет казаться бесконечным, потому что нет у него ни начала, ни конца. С таким же успехом можно думать, что бесконечна наша планета, если идти хоть миллиард лет по ее поверхности, не меняя направление вверх. Вверх - значит в высоту, а это уже другая система измерения, не на плоскости влево-вправо, вперед-назад, как мы привыкли. Так же и сейчас, доверяя лишь эмпирическим наблюдениям и не меняя направление мысли, мы склонны ходить по кругу, как в науке, так и в повседневной жизни.
Хочется у этого мира распахнуть миллион дверей, чтобы увидеть все полностью, но у открытых пространств каждой из миллиона открытых дверей – свои двери.
А массивные небесные тела, звезды и планеты, слишком механичны, чтобы быть чем-то конечным и абсолютным. Пытаясь познать их природу, мы все больше видим тяжелые декорации и вспомогательные глыбы, приклеенные магнитным полем в определенных местах, дабы влиять на всю конструкцию в целом. Причем физические законы слишком логогенны, чтобы возникнуть самим по себе. И при ближайшем рассмотрении все выглядит как алгоритм мышления высшего разума, удерживающего перед своим внутренним взором идею, мечту во всей полноте. А мы, люди, перед сном считаем овец, перепрыгивающих через забор. Но, несмотря на объемность, у большинства людей эта картинка мертва: освещение везде одинаковое, нет теней, ни одна шерстинка не шелохнется на теле овцы во время прыжка, ни звука не раздастся ни от ветра, ни от глухого стука о землю копыт. Машинально точное приземление всех овец в одну точку, ни одного спотыкания. До чего же скуден образ человеческих фантазий и мыслей. И как же люди пытаются победить смерть, оставаясь столь невнимательными? Все люди либо дальнозорки, либо близоруки. Дальнозоркие не видят рядом важных деталей, близорукие не могут качественно увидеть общую картину. А очки нам не нужны, мы же гордые. С другой стороны, интересная игра – пытаться понять истину, когда все искажено и размыто, да и столько в мире религий.
И почему мы ищем жизнь на других планетах, руководствуясь только наличием кислорода и воды? Да, кислород наиболее подходит для вида организации нашего белкового тела, хорошо удерживается нашей планетой Земля и наиболее сопоставим с излучением Солнца на данной удаленности от него нашей планеты. Но при изменении расстояния от Солнца кислород бы не был уже столь активен, как на Земле, уступив по своим характеристикам другому элементу в иных планетарных и физических условиях? И почему мы так уверены, что мыслящее существо обязательно должно находиться в белковом теле и находясь в другой системе планет со звездой иного вида, чем желтое Солнце, осуществлять метаболизм именно с участием кислорода? Ведь в начале всего всегда стоял водород. Мы пытаемся всю Вселенную подвести под наш тип, но как мы видим из организации и разнообразия нашей планеты и ее организмов, Создатель слишком умен, чтобы все это великое множество миров и измерений сделать однотипными. В конце концов, почему бы у него не появилось желание поэкспериментировать с формами и составами для создания более высокоразвитых организмов? Как сказал Воланд в «Мастере и Маргарите», «человек «вдруг» смертен…», что совсем не делает нас венцом мироздания.
Интересно, как бы я себя чувствовала, внезапно оказавшись в мире, где нет ничего человеческого? Там все иное, металлические скрежещущие звуки сжимают сердце холодным стальным литьем. Наверное, там день жарит годами, и годами идет мертвенно холодная ночь. Измученная временем жизнь и убитая тишиной смерть. Бр-р-р….
В своих противоречивых поступках я даже не могу увидеть своего собственного лица, а пытаюсь из маленьких осколков собрать мозаику картины мира. Цепью событий тянется летоисчисление Земли, сквозь века движется мой разум, развиваясь. И, быть может, я каждый век думаю, что это лучшая жизнь, и каждый век меня тошнит от окружающей пустоты. И что-то неосознанное болит в душе из века в век, что-то, что было в начале всего. И очень хочется домой, но я не знаю, где мой дом. Все мелькает и рябит перед глазами, быстро-быстро, пауза, и все сначала, в другом месте, в другое время, с другими умственными способностями. По асфальту ветер гонит старые мятые листы чьей-то школьной тетради, словно бы я умерла и меня укоряли таким образом о времени, потраченном зря…. Я теряюсь, тону в народностях человеческой семьи. И где-то глубоко в подсознании начинают играть недавно прослушанные мною колыбельные народов мира, показывая неопороченные народы Африки, баюкающие своих детей, свободных душой индийцев, мудрых тибетских лам, маленьких греков, впечатлившихся впервые услышанному мифу о Дедале и Икаре, новорожденных эскимосов, которые никогда так и не узнают о существовании тропиков…. У них у всех есть время и будущее. А я каждый день живу не как человек, а как существо, и все, что есть и все, что может случиться в жизни, проходит мимо меня. Я вязну во времени как в трясине. Время все туже сжимается за моей спиной, потому что я не создаю свое будущее. Что написано на листах моей жизни? Пустой набор событий, фраз, ничего не стоящих воспоминаний ни о ком и ни о чем, потуги к осмыслению своих ошибок на фоне жалкой беспомощности… это бред шизофреника! Из всей своей жизни я по-настоящему прожила только 4 часа…. Только эти 4 часа я была по-настоящему счастлива, обладая страстью к тому, что делаю, и силой воли. Все остальное время я находилась вне событий, как планктон. Это все равно, что сидеть в ресторане с нелюбимым или с тем, кого любишь, но кто никогда не станет твоим, и понимать, что все эти огни, весь этот праздник, эта музыка – не тебе. Неприятно, мягко говоря. Как странно: родиться и жить в Москве и не знать и не прочувствовать, что значит это понятие – Москва. Я смотрю на себя из глубины веков и …. какой позор! Скажите мне, хоть кто-нибудь, что это не я!
Спутнику не вырваться из своей орбиты, пока его присутствие необходимо, но кто сказал, что он должен распасться на астероиды? Его может приютить своим притяжением другая планета. И все, что было, повторится заново, но уже в других координатах. А смысл в этом какой? Спутник может стать кометой, наращивая, теряя и снова наращивая массу. Да, это уже иначе, колоссально больше свободы, но опять получается круг. И сколько таких ловушек бытия? Порой нам кажется, что все позади, что мы миновали это «детство», но мы постоянно находимся в яслях, только на разных уровнях.
Шипы жизни кололи сердце, оно обливалось кровью. Как же больно и несправедливо, куда катился мир, где был Бог? Но через годы, когда живешь с выточенным из камня характером, полной, единой, понимаешь, что без этого всего не достигла бы высот, не поднялась бы до своего истинного уровня. По крайней мере, хорошо то, что я не родилась в обеспеченной семье. Иначе я не увидела бы мир настоящим, во всей его полноте, не познала бы истинных ценностей либо просто не смогла бы их оценить. В конце концов, на что я жалуюсь? Меня не изолировали в золотую клетку, в броню аскетизма, в рамки предрассудков. Я просила жизнь как приключение разума, мне и дали жизнь в чистом, наиболее полном, общем и натуральном виде. Не суррогат, не искусственную модель с винтиками и пакетом отвлекающих опций. Распахни двери и сама выбери то, что важно именно для тебя, постоянно делись своим внутренним миром, украшай мир прекрасной, чистой, мудрой душой и красивым телом. Ведь как ты создашь свой мир, не умея улучшить планету, созданную Богом и опороченную неразвитыми существами, истекающими желчью и эгоизмом.
Что есть жизнь? Загадочный мудрец без пола в рясе и маске, который управляет вселенной. Он подобен учителю, которого мы покидаем с окончанием школы, чтобы вступить на более серьезный этап.
Детство – маг-волшебник в остроконечной шляпе, в лиловом балахоне с золотыми звездами, он может все, потому что у него есть конфеты. Молодость – пляшущий клоун, азартно рискующий и сам ведущий других по лезвию ножа. Зрелость – потерявшийся пловец, ищущий себе опору в том, что земля уже за горизонтом. Старость – бесстрастный сфинкс, смотрящий «на и сквозь» в настоящем, прошлом и будущем. И у каждого этапа жизни своя стихия: когда мы еще не родились – вода, с первого вдоха – воздух, молодость и зрелость – огонь, старость, когда сначала мы пресмыкаемся, а потом ложимся в землю – земля.
Молодость… Огонь и мужество. Как прекрасно видеть геройство. Голос молодости и концентрированной жизненности звучит среди древних, как Земля, мантр шаманов, привнося в вековую мудрость свежесть и новизну подвига. Этот глас в один и тот же миг говорит наедине с бытием и в тоже время наращивает силу перед всеми и со всеми. Но что же будет, когда молодой вихрь развернется во всю мощь? Исчезнет ли он в своем расцвете, как яркая молния, которая вспыхивает лишь раз на одно мгновение, зато невообразимо ярко? Или же утихнет, станет подобен всем остальным ленивым ветрам? А пока, в урочный час, юный героизм ведет беседу с бытием. Глас не спрашивает, как поступить, зная свое предназначение, он лишь смотрит в бытие, направляющее его знаками, как мудрый учитель, что не дает ответа.
Земля. Противостояние и синхронность крови и духа. Приятно, когда в твоей крови насмерть бьются две противоположности, но лучше понимаешь устройство мира, когда они мирно противостоят.
Древняя мать Земля напитана магией, слезами, войнами, счастьем и отчаяньем, тайнами, падением и героизмом ее детей, миллиардолетней историей. Она бесстрастно молчит, как мудрая пожилая женщина. Она зависла в космическом пространстве, как философский камень, который может дать все. Земля – как наследство, передается из поколения в поколение, но наследство можно спустить впустую за пару лет, а можно его удвоить, для себя и потомков. Земля неизменна в своей невозмутимости, а мы рождаемся и распускаем на ее поверхности все спектры эмоций, мы ее уважаем и порочим. Мы думаем, что жизнь – это деньги, но сколько нерукотворных глубинных чудес сокрыто в одном лишь витке молекулы ДНК. А мы в бессмысленной погоне уже давно не слышим пульс Земли, ощутив который поняли бы жизнь во всей ее полноте, перестали бы заполнять нашу жизнь суррогатом, который не наполняет нас, но лишь насилует наши чувства и наш разум. Но, не пройдя иллюзии бытия, плен судьбы, огонь, воду и медные трубы, не станешь тем, кем должен быть. Мудрость нельзя впитать со стороны на долгое время, ее можно лишь вырастить в себе, кристаллизовать из своего опыта. Все прочее лишь катализирует процесс. Каждый день я отправляю в вечность свою историю как микроцивилизацию, и какой она будет – таково и мое лицо. Жизнь пуста, если она не дала плод.
Воздух, которым мы дышим. В любом случае, в нем обнаружится хотя бы две молекулы, которые были здесь до моего рождения. А в недрах земли, очень глубоко под моими ногами, лежат пласты, которым несколько миллионов лет, по которым ползали первобытные ящеры. Мало кто задумывается хотя бы вскользь об этом наследии. Да и зачем? В этом же нет никакой практической пользы. Мы страдаем от ядовитых отходов, озоновых дыр и катаклизмов. Мать Земля, прости. Что ж, надо было раньше слушать маму.
Жизнь так пуста…. Почему я считаю, что моя жизнь пуста? Если просмотреть ее подробнее, столько всего было из того, чего лишены и что никогда не обретут другие. Если вдуматься, то жалею я о недопитых где-то с кем-то кружках пива, недопроведенных ночах, танцах и прочих мелочах. Может, в личину кажущегося счастья одевается лишь способ отвлечься от чего-то: от размеренного течения жизни, от того, что действительно важно, что, может быть, я могу оценить лишь разумом, но пока еще не сердцем. А сердце хочет того, что все искусно умеют подделывать, потому не узнаешь, видел ли ты когда-нибудь настоящее или сплошь одна ложь была вокруг тебя с рождения. Да и что такое счастье? Вещь труднопредставимая ввиду своей субъективности, непостоянности и хрупкости. Большинство из нас не имеет того, что хочет, либо имеет, но не так, как хочет, а все потому, что желаемое нами на самом деле не имеет для нас никакого хоть сколько-нибудь полезного смысла.
Почему всегда то, что правильно, безумно скучно? И что есть правильно? Правильная сторона должна наполнять жизнь, эмоции, сознание, чувства. Но я чувствую лишь опустошение. Может быть, обретение настоящего счастья – длительный процесс, первый этап которого погружает мысли в тоску? Жизнь плетется сверкающими нитями событий. И когда разум вступает в период зрелости, видит, как даже негативные краеугольные события имели свой смысл, ведь научив, они перетекли в свет. Все подвижно, что не мертво, потому одно и то же действие двулико и изменчиво во времени.
Не видя многого в мире, из маленькой точки пространства можно извлечь целые миры. Вопрос в стремлении разума.
Помню, как выбирала себе будущего мужа. С одной стороны, с Вовой, все понятно и просто, спокойно и счастливо; он мудр и состоятелен. С другой стороны, с Мишей, все непонятно и рискованно, но ширится и растет вглубь; он молод, но умеет думать. Голос разума выбирает удобство и безмятежность, но голос, нет, уже не молодости, когда время еще не лимитировано и хочется попробовать все, а именно голос человеческой крови, пульс Земли, заставляет класть голову на гильотину – фарт или зеро. Выбираешь один раз и до конца несешь последствия. Человеческой природе нравиться играть в салочки на тонком натянутом канате. С пеной у рта я утверждала, что выберу то, что очевидно уже сейчас, что хочу удобства и всех благ сейчас же. Но, если глубже смотреть в свою жизнь, я всегда невольно выбирала то, что неясно, где награда, скорее всего – логическая коробка, которая, в зависимости от сознания принявшего, может принести мир и гармонию, либо разочаровать. Нужно согласовать разум и сердце, не упуская своего человеческого достоинства, и спросить себя, как поступить.
И что же я выбрала? Имея склонность к азарту, я уже было выбрала Мишу, но в моей жизни как ложка дегтя появился Сережа. Меня саму порой пугала моя глубина, видимо, поэтому я предпочитала людей поверхностных. Если два глубоких человека составят союз, как произошло бы со мной и Вовой, то они утопят саму жизнь в своих глубинах. А если два поверхностных человека составят союз, то просто пройдут временной отрезок, ничего не обретая, выплескивая свою глупость на спутника. Не зря противоположные полюса магнита притягиваются друг к другу. С Мишей мы составили бы идеальный союз: я дала бы ему мудрость, он бы подарил мне простоту и более легкое отношение к жизни. Когда мы выходим замуж, мы остаемся с мужем или за мужем. В неприятных случаях, как у нас с Сережей, мы остаемся за мужа.
У одного явления – миллион лиц, нужно смотреть глубже и развернуть картину будущего, принимая во внимание не только себя. Поганая моя аналитическая сущность, у других людей все просто – да или нет. Но еще неизвестно, кому больше повезло. Как и всем людям, мне хочется крови и чужих эмоций, но разве за моей спиной мало разбитых сердец? Мне порой жаль, что я не манипулировала людьми для забавы, выжимая из них последние нервы.
Все пронизано глубокой мудростью, но на эмоциональном фоне все тухло. Проветрить бы новыми впечатлениями, но слишком уж явно присутствует где-то рядом суть главного.
Помню, как мне представилось по-настоящему интересное приключение восприятия. Никогда не могла осознать, что привлекло меня в Артеме. Абсолютно обычный парень двадцати семи лет, в лице нет ничего хоть сколько-нибудь выразительного, цвет волос не светлый и не темный, неопределенный, как легкий штрих от грифеля. Не симпатия, не страсть, а появилась какая-то безудержная мания переспать с ним, словно этим взять от мира все разом, всех мужчин этой планеты за одну ночь. Это как если заняться любовью с первым во всем мире мужчиной. Если я родилась, почему бы мне не воспользоваться внезапно появившимся уникальным шансом. Это не на час, как развлечение, и не на всю жизнь, как с любимым человеком. Это другое. Это дрожащие в городском шуме настоящего отголоски далеких времен, это кровь земная во мне. Словно я стала единственной в космосе женщиной, на пустой планете среди голых камней, обожженных мертвым солнечным светом, покоряя противоположность, познавая другую сторону одной медали, зарождая жизнь, соединяя воздушно-росистое небо с грубой огненной землей. Словно фараонша, занимаясь любовью с одним Артемом, архетипом всех мужчин, выбираешь избранных, каждого по отдельности, при этом спишь со всеми подряд в один и тот же миг времени, и с избранными, и с отвергнутыми. Словно я сама избрала и покорила, и в то же время, словно судьба положила меня на алтарь для оргии. Животная страсть и глобальная философия переплелись в перетекающий друг в друга инь-и-янь, пульсирующий в сознании, которое есть и в то же время отсутствует. Каждое движение Артема вносит в меня гигантскую волну всех возрастов, всех рангов, всех национальностей, всех мужчин, кто жил миллионы лет назад, живет сейчас и тех, кто еще не родился, кто властвует и кто покоряется. И я сама властвую и покоряюсь в один и тот же момент времени – это одна из интересных граней жизни. Чем не подарок – за пятнадцать минут ощутить в себе всю печаль всех мужчин Земли? Как через GPRS летят в мою душу пакеты безумного отчаянья и радости исполнения заветного, ощущения судьбы, сила характера героя и беспомощность человека в кандалах, правда и ложь, мир настоящий и переработанный сознанием другого человека мир, любовь и ненависть. И получается ноль, но ноль – не пустота. Это гармония – равная наполненность противоположностями. Только плюс единица и только минус единица равно мешают развитию. Полноценное развитие возможно лишь при «минус один плюс единица равно ноль». Тогда лишь разум растет вширь и вглубь.
Наверно, не только за душевные качества или из-за невозможности любить кого-либо некоторые выбирают непримечательных людей без лица: это все сразу в одном человеке, как если смешать все спектры в один, то получится белый. Так, я переспала со всеми сразу, не став девушкой легкого поведения.
Телефон заиграл мою любимую мелодию. Лера.
- Привет.
- Я… не знаю, что мне еще нужно…сделать, - не совсем разборчиво сказал прерывающийся всхлипами отчаяния голос.
- Что произошло, Лера?
- Денис…Он неделю не отвечал на звонки, а сегодня я увидела его с другой… Он подошел вместе с ней ко мне, сказал, что это его девушка… и чтобы я, глупая и скучная, больше за километр к нему не подходила. Я спросила, почему он раньше не сказал мне правду, но Денис грубо оттолкнул меня, а эта стерва в едва прикрывающем тело наряде залилась смехом. Разве это юбка? Это штрих маркера, а не юбка!
- Лерочка, я давно говорила, что Денис тебе не пара. Ты достойна гораздо большего, ведь ты красивая, умная, замечательная. Ну, побудет он с ней неделю, так же поступит и с ней. Причина не в тебе, а в нем. Хочешь, мы завтра пойдем в клуб, наверняка мы встретим кого-то более адекватного и симпатичного?
- Маша… мне нужен только он.
- Понимаю, Лерочка, я сама прошла через это. Сейчас успокойся и ложись спать, завтра мы обязательно что-нибудь придумаем. Или, если хочешь, приходи ко мне сейчас.
- Нет, я сегодня никого не хочу видеть.… А завтра я уезжаю в Сочи на неделю. Думаю, в другом городе я быстрее забуду наш с Денисом роман и то, что произошло сегодня. Я позвоню, когда приеду.
- Хорошо, Лерочка, желаю хорошо отдохнуть. Не думай о Денисе, все будет хорошо, вот увидишь.
С трудом мне удалось заснуть. Голова болела от бесконечно возникающих и требующих к себе внимания мыслей. Горечь души ядом разливалась по венам и артериям, от чего неприятно сжималось сердце и становилось холодно. Поскорей бы заснуть, выпрыгнув тем самым из жизни хоть на несколько часов. Как все изменить и снять с себя эти оковы прошлого и бессмысленность настоящего? Но стоит лишь на секунду отдалить от себя эту жизнь, глядя внутренним взором на нее, как посторонний наблюдатель, то начинает все казаться столь простым, что нужно лишь поднять руки и вылепить все, что захочешь. Так что вспоминай меня, Леша, потому что, перешагнув в «завтра», я уже никогда не вернусь. Завтрашний день уже вытягивает мою душу из трясины мертвеющего прошлого, заставляя агонизировать сегодняшнее «Я». И я пытаюсь сопротивляться, удержать сиюминутное «сейчас», но время, которому пришла пора придти, неумолимо. Присутствие будущего, держащего события словно карточный веер, уже ощущается легким ознобом в спине. Я должна связать волю с судьбой. Я заслужила это, став другой. Завтра я вытяну свою счастливую карту!
2
Занавес ночи опустился перед окном. Лера проводила взглядом врывающийся во мрак поезд. Механический грохот нескольких тонн железа затих, и осталась только тишина, неясные сумрачные тени, прячущиеся от прозрачного света луны и отблесков неверных звезд, редкое гулкое эхо, доносящееся с юга. Воздух, напоенный ароматом распустившихся ночных цветов, невидимым ореолом окутал молодое тело, покружился над водой в стакане, впитав в нее эфемерный нектар таинства ночи, чужого счастья, бутонов тюльпанов с соседнего балкона.
Лера медленно влила в прозрачный божественный эликсир черный яд, каждая капля которого раскрывалась в воде маленькими цветками смерти. Жидкость в стакане все больше мутнела, все больше становилась похожа на ту грязь, которой облил ее душу Денис. И Лера должна выпить это зло. За то, что она чиста душой, слаба, наивна и доверчива. За то, что Денис еще слишком глуп и ничему не знает цену. За то, что на заре жизни невозможно любить свое зеркало и безумно хочется приручить обезумевший порок. Это тост за любовь в не к месту торжественной полуночи.
Слеза невыносимого горя стекла по фарфорово-бледной щеке и росинкой упала в ядовитый напиток. Забытый ингредиент в этой столетиями повторяющейся импровизации…. Ритуал жертвоприношения эгоизму.
Пляшущий язычок пламени свечи бросает дрожащие тени на стоящую на распутье Леру. Свет и тень ежесекундно сменяют друг друга на теплых щеках, изгибах бровей, тонут в россыпи темных волос, соскальзывают по тонкой шейке в ямочку около плечей и перебегают по атласу кожи на кружевной пеньюар.
Печальные глаза смотрят в могильно-холодный черный омут, за окном жизнь купается в радости бытия, жадно дыша, чувствуя, созерцая, либо томно пребывая в сладостной неге. Дрожащая рука медленно тянется к вину избавления, словно злой ангел стоит за спиной, гладит Лерины плечи, туманит голову и направляет некогда правую руку к зелью, оплетает волю паутиной лунного света. И словно сама ночь шепчет: «Ты же хочешь этого, смелее. Тебе больше не будет больно». А завтрашний день беспечно спит, не подозревая, что, проснувшись, не увидит навсегда потерянную Леру. Не будет лучами искриться в ее глазах, не будет хранить ее и уже никогда не преподнесет Лере тот подарок, который та давно хотела получить.
Губы едва слышно прошептали: «Денис…»,- и прислонились к холодному стеклу стакана. Лера медленными глотками пила свою смерть и больше ничего не боялась. Ведь «завтра» для нее не существует. А эта ночь…она длится сейчас и вечно, она столько всего обещает. И она могла длиться так же долго с тем, кого ты любишь, но это просто был бы не Денис. Ты бы таяла от счастья и точно так же ничего не боялась. И если бы не твое сегодняшнее сознание…о, Лера, если бы не твое сознание! Жизнь – это всего лишь рабочая смена в двенадцать часов. Отработай ее и уезжай в отпуск, получив деньги, или устройся на другую работу, если эта не нравится. Но это возможно только в том случае, если доработаешь смену до конца, половина уже прошла. Сдай этот экзамен и пойди выше, зачем все так усложнять? Все равно придется вернуться к тому, от чего ты сейчас пытаешься убежать. Заново придется расти, учиться, чтобы опять сдать этот краеугольный экзамен. Почему бы прямо сейчас не пройти его и стать свободной? Но ты уже убежала….
До последней капли вобрав в себя черный эликсир, Лера откинулась на спинку кресла. Тишину полумрака дополняет шелест листвы, доносящийся с улицы. И среди всех этих теней ярко горит лишь любящее сердце умирающей девушки, которой не нужна в последние минуты фотография любимого, что может обнаружить виновного и причинить тем самым ему временные неудобства, но никак не угрызения совести. Образ Дениса в душе, в больших карих глазах.
«Справедлива ли смерть не чувствующей угрозы девушки, чья спина позволила войти в нее лезвию ножа? Спина впустила нож, не девушка. Не все удары судьбы способны выдержать недавно ставшие взрослыми дети. Я верила тебе, Денис. Подлец! Я готова была стать любой для тебя, только бы быть с тобой. Неужели, я и впрямь всего лишь пыль, а ты бог и властитель. Знаешь, наверно, ты прав: рабыня не может быть спутницей короля. А с тобой я не могу вести себя иначе, поэтому мой удел - спать на кладбище, а не в твоей постели. А то, чем вы займетесь завтра с утра под навсегда ушедшим от меня солнцем – лишняя мне пощечина. Почему твоя правда не в сердце, а гораздо ниже?
Я очень ждала твоего звонка, но ты не посчитал нужным даже извиниться. Позвони сейчас, скажи, что я должна сделать, я сделаю. Просто приди, поцелуй меня, я все прощу. Я все отдам за то, чтобы быть с тобой. Прошу, удержи меня, любимый, я уже исчезаю. Удержи…. меня…? Я уже давно перестала быть собой, как только встретила тебя. Что я только не делала, чтобы стать к тебе ближе, чтобы стать твоей, но так и осталась далека, с каждым днем все больше теряя тебя. Прости меня за все, хоть и виноват во всем ты сам. Только объясни мне, за что все это мне? За что мне этот адский приговор – НИКОГДА? Чем же эта распутница заслужила, чтобы ты купил ей кольцо с бриллиантами, и чем я провинилась, чтобы ты не смог подарить мне завтрашний день? Ты все положил к ее ногам, отняв это у меня. И наше будущее, в котором я любила бы тебя, молилась бы на тебя, ласкала и берегла бы тебя, растила твоих детей, грела тебя у домашнего очага – все это ты отдал шлюхе, оставив взамен мне глухой стук комьев земли о мое последнее пристанище. Я всего лишь любила тебя, а ты превратил мою жизнь в мир скорби и печали. Что ты сделал со мной? Чтоб тебе в аду сказали, что твои муки окончатся, когда ты купишь мне один день жизни. Никаких денег не хватит, поверь».
Черная вода по микрокапле проникает в каждый капилляр молочно-белого юного тела, изгоняя свечение жизни. А сердце шлет в полумрак последние чувства нежности и трепетного обожания, но они все равно не дойдут до сознания адресата.
Воздух поплыл перед глазами, но ночь осталась недвижимой во времени, как каменное изваяние. И что-то едва уловимое тонуло вместе с Лерой, просачиваясь сквозь застывшее время. Слабый протяжный выдох вырвался из молодой груди, ведь Лера имела право на последнее слово…
Легкий порыв ветра затушил свечу на столе и пронесся над бездыханным телом прекрасной девушки, чьи губы источали тонкий аромат яда. «Как сладок этот поцелуй»,- подумал бы злой ангел, похотливо смеясь и грубо сжимая в посмертную маску невинное личико Леры.
От потухшей свечи в сторону кресла заструилась бледная серо-лиловая дымка. Наверное, точно такая же дымка принимает в себя умерших после праздника или рутины жизни, подобно пасмурному утру, встречающему праздных после карнавальной ночи.
А в пространстве спокойным ответом на событие шел неосознанный поток мыслей. « У меня пустое сердце. Быть может, оно когда-то кем-то было выжжено, а может, я родился с пустым сердцем. Не помню. Суть в том, что я его не чувствую, порой лишь возникают какие-то рефлекторные, механические движения в груди. Но душа это или эго? Кто знает…. Я всего лишь старый актер, которому уже неинтересна его роль – эта должность. Я не вампир, выбирающий себе жертву по вкусу крови, я бессознательно тку паутину, не желая этого, а девушки сами летят в нее. Ах, я обманул тебя. Я ничего не обещал, не надевал маску твоего будущего мужа, я не говорил того, чего не думаю. Ты сама придумала волшебную историю, испускала импульсы одиночества жертвы вокруг себя. «Ах, какой подлец, а я тебе верила», - скажешь ты. Ты верила самой себе, сама выбрала то, что произошло. Не я наградил тебя плохой судьбой, это твое право на свободу. Я тебя ни к чему не принуждал, я жил своей жизнью. Подлец…. Раскройся в моем сознании, посмотри моими глазами. Какой будешь ты в моей жизни, с моим прошлым? А твое ли сердце не подло? Помнишь, ты любила Сашу, с ним у тебя ничего не вышло, встретила Лешу, так же говорила, что тебе никто, кроме него, не нужен, затем Виталик, та же самая история, теперь я. Непостоянно все как-то…. И на кого ты молишься сегодня, того завтра презришь, в очередной раз думая, что теперь-то уж точно настоящая любовь. Зеро, детка. Да, я согласен, глупо всю жизнь посвятить человеку, о котором знаешь не больше, чем то, что он еще живет в том доме. Но так же глупо в ком-то находить пуп земли. Жизнь – это не то, что ты думаешь, это то, что знаю я. Ты не можешь выбрать за меня судьбу, ты управляешь другим телом. «Ах, эта грязь…» Это не грязь, это точка зрения. Почему я должен посвятить тебе жизнь? Я родился для себя, а не для тебя или еще кого-либо. «Я тебя люблю, ты будешь со мной…» Ты говоришь, что любишь, а хоть раз спросила, чего хочу я? Я хочу увидеть много разных стран, попробовать всяческие вещи, попить с друзьями пиво, в конце концов, проснуться с той, кто хоть как-то греет мне сумбурную, ледяную душу и понимает меня. И я не позволю тебе отнять у меня все это. И мое личное дело, как я распоряжусь всем тем, что мне дано, и что буду ценить, а что нет. И ты родилась не для того, чтобы жить ради меня, Саши, Леши, Виталика…слушай, ты бы хоть определилась, для кого. И вот, ты пьешь яд. Спасибо, что не угрожала мне этим. Сочинила себе горе, подумала бы хоть, прежде чем кончать с жизнью из-за своего каприза психопатического самолюбия. Цвет яда выбрала черный… наверное, чтобы драматичнее смотрелось? Видели бы тебя японцы, что изнывая от дикой жажды после взрыва атомной бомбы, пили черный от пепла дождь, падающий с неба Хиросимы в 1945 году, из-за чего вскоре умирали от радиации. Что бы ты им сказала, им, которые хотели жить? На самом деле, яд в твоей душе, девочка, как инфекция, до которой все боятся дотронуться и испортить себе душевное здоровье. Мир создан для жизни, а не для любви мужчины и женщины. Для целого, а не для маленькой части. А кому интересно врачевать чужие раны в ущерб себе, когда у самого зияет в груди дыра. Ты сама-то хоть раз приютила чье-то измученное сердце? «Не потерплю, чтоб он трогал меня своими грязными руками, рисовал взглядом на моем пальце обручальное кольцо!» Так вот, применительно к тебе, я думаю то же самое. И не надо было лезть мне в душу, у тебя меркантильные интересы. И никогда теперь ты не станешь мне равна, потому что ты сбежала от жизни, а я здесь остался. Потому навеки ты будешь для меня глупой малолеткой. Пройдет месяц, два, и я тебя не вспомню. Да, кстати, на твой лирический вопрос по поводу ножа и девушки, я бы ответил так: спина впустила не нож, а острие, только лишь острие; а вот лезвие ножа полностью впустила в себя девушка, ведь почувствовав укол острия, она могла бы предпринять какие-то действия вместо того, чтобы стоять и ждать, что будет далее.
Мне это напомнило мой последний сон. Я прекрасно знал, что самолет, в который я сел, упадет. И вместо того, чтобы попытаться задержать рейс, я беспечно откидываюсь на спинку кресла, наблюдая в иллюминаторе разворот крыльев «птицы-камикадзе» над асфальтом города, который породил меня, но не возлюбил. Не чувствуя ни капли стыда, я делюсь с пассажирами мыслями о предстоящем отдыхе, до которого, как только мне одному и остается известно, никто из нас не долетит.
Я тебе не позвонил. А почему ты решила, что я должен рвать на себе волосы? Я мысленно пожелал тебе спокойной ночи, гладя волосы спящей на моем плече «шалавы в короткой юбке», как ты выразилась. Ее Мила зовут, если что. Ну я это так, к слову».
А где-то на перекрестках снов две девушки заключали между собой договор насчет Дениса. Здесь, в эпицентре сворачивающихся по разным направлениям дорог, как в прозрачной воде видно, что противостоять друг другу достойны только двое, маленькой Лере здесь не может быть места; тем более что на этих перекрестках не плачут, не умоляют, не говорят глупости, не ругаются. Только Мила и Алена смотрят друг в друга, долго и пристально, и, спустя некоторое время, Алена, та, что на пять лет младше, начинает:
- Я поняла тебя и твои права на ситуацию. В жизни я не считаю справедливым тот факт, что некоторые женщины живут с мужчиной только лишь из-за его финансовой обеспеченности. Но у мира свои философия и уроки, и им не противопоставишь человеческую мораль. Правда есть правда, даже если она не нравится. В конце концов, что здесь аморального, если всех все устраивает. Сейчас я вижу, как тяжело тебе было добиваться своего положения в Москве, а я здесь родилась. Ты любишь роскошь и удобства, я проще ко всему этому отношусь. И, несмотря на то, что тебе нужны только лишь его деньги, Денису будет лучше с тобой. Плюс ко всему, подсознательно обеспеченные мужчины не любят тех, кто не разводит их на деньги, только они никогда в этом себе не признаются. Я люблю Дениса и его душу, но в какой-то степени недостойна его, потому что не прошла и пары шагов по его пути, чтобы он признал во мне своего человека. А вы с полуслова будете понимать друг друга, неважно, хорошие или плохие у вас будут совместные планы. Ты познала его путь – так стань его судьбой. Тебе он симпатизирует гораздо больше, чем мне.
Я вижу, тебе, конечно, не нравится мое желание. Но я хочу свой кусочек сладкого торта, и, согласись, имею на него право.
- Мы с Денисом довольно долгое время знаем друг друга, и все идет так гладко. Не ожидала я таких сюрпризов из его прошлого, как ты.
- Я понимаю, ты не хочешь выдерживать эту паузу в ваших отношениях, тем более ты не будешь знать, что она временная. Но послушай меня. Мы с тобой хотим разных вещей: тебе – его деньги, мне – его воспоминания и маленькое местечко в душе Дениса. Давай договоримся с тобой? Я же не говорю, как большинство на моем месте, что он будет в конечном счете моим несмотря ни на что. Я уважаю его выбор. Просто я хочу понять Дениса, хочу любить его. Хотя бы два-три месяца. Согласись, это не долго. Хочу подарить ему свою нежность, заботу и ласку, а так как Денис не способен оценить такие вещи, ты заберешь его насовсем со всеми его деньгами. Таким образом, мы с тобой обе будем довольны. Я не желаю его денег, я Дениса желаю и неземную страсть. А кто способен сделать Дениса по-настоящему счастливым? Знаешь, наверно, никто из нас, а тот лишь, кто создал для него этот мир и отмерил этот временной отрезок и сказал: «Это твое, ты волен делать, что хочешь. Радуйся». И только тот способен понять все его капризы, сознательные и неосознанные стремления, понять и не осудить, показывая при этом более рациональную альтернативу; предоставить именно ту свободу, представление о которой Денис сформулировать не может для себя и потому ищет ее в сомнительных средствах и сомнительными поступками. И какими бы замечательными мы с тобой не были – всегда будем далеки от его представлений об идеале, ведь он даже сам не знает, чего хочет. А если Денису все же захочется поспорить с неким тем, пусть так, все равно осознает свои ошибки и вернется к некому тому. Все, что можем мы – это согревать Дениса в суете будней и ночью под одеялом. Такого человека, не способного иметь привязанности к чему или кому-либо, выбрало сердце, потому я и хочу удержать в себе эту маленькую капельку иллюзорного счастья, уступи мне немного времени на это.
- Ты меня расстроила….
- Кто виноват, что Денис совершал необдуманные знакомства со всеми подряд? Это его вина, пусть исправит. В конце концов, у тебя, Мила, нет выбора, потому что на эту ситуацию у меня есть все права. И с этим не поспоришь. Приятно было встретить тебя здесь, спасибо за понимание.
Алена перепрыгнула через переплетающиеся между собой пути, оставив на перекрестке снов растерявшуюся и обиженную неприятными известиями Милу. Неподалеку тянулась витиеватая дорога, по которой брел полусонный Денис. Замедлив шаг, Алена шла по его правое плечо и в полголоса вела монолог:
- Ты думаешь, что сейчас решаешь, с кем тебе остаться? Не гордись собой, ты не властен выбирать. За тебя уже все давно решили и поставили тебя на бартер. Я знаю, что ты все равно обо мне вспоминаешь. Я только не понимаю тебя, зачем ты все это начал? Зачем сотню раз приближался ко мне и отдалялся от меня? На днях ты проснешься и поймешь, что есть желания, тебе неподвластные. И ты скажешь сам себе: « Обычно мне все равно, с кем делить постель, подумаешь, одной девушкой больше, одной меньше…. Но мне спать с НЕЙ, с Аленой!!!» Не могу понять, почему ты меня так боишься? Ты ведь хочешь этого так же, как я. И от этого не уйти, иначе, с кем бы мы ни накрывали на кровать, будем время от времени закрывать глаза и представлять себя друг с другом. Почему ты боишься превратить это в реальность? Только лишь потому, что в глубине души осознаешь, что мне ты нужен не так, как всем, и не из-за того, из-за чего большинству? Я хочу именно тебя, а не того, кем ты пытаешься себя поставить, и это злит тебя? Успокойся, рассчитайся впервые не купюрами. Возможно, тебе кажется, что я далеко от тебя? Но я здесь, словно бы за твоей спиной. Хочешь, чтобы я, уходя к чужим берегам как бы между прочим обернулась на тебя, а затем оказалась в твоих руках и не только в руках? Ты не можешь утверждать, но можешь предполагать, далеко ли находишься от своей мечты или близко, а я не скажу, когда «горячо», а когда «холодно», ты сам поймешь, если подойдешь ближе. Поворачивай грани кубика-рубика, разгадывай загадку, мучайся сомнениями и желаниями. Я – твоя кровь в тебе, ближе самого сердца, но бесконечно далеко за пределами видимости. Закрой глаза, ты все равно не умеешь правильно смотреть, и пробирайся наощупь, обжигаясь и леденея, а я тебе помогу, потому что ты – мое дыхание, мой пульс, мое самое неприличное желание.
3
4:30. Тяжело вставать так рано. Появляется соблазн никуда не ехать, зарыться носом в подушку и сладко дремать. Но мысль о том, что этот день может изменить мою жизнь, резко вошла в сознание и тем самым помогла мне поднять себя с постели. Уже в ванной я думала о том, что в моей жизни еще хватит серых и пустых дней, чтобы спать до обеда. Я быстро собралась, поймала машину и через час уже была на месте назначения.
Здесь были совершенно разные люди: маленькая курчавая девочка, неугомонная и смелая, ее ровесница высокого роста, которая все боялась сломать ноги при приземлении, полная женщина лет сорока, беспокойно озирающаяся и теребящая край своей кофты, пребывающий в боевом духе пожилой мужчина, парень в солдатской форме, мужчина с длинными волосами, по всем признакам, металлист, а с края стоял парень с необычайно печальными и красивыми глазами. Неподалеку стояла группа из десяти человек. Все с уставшим видом ждали инструктора, кроме женщины и высокой девочки, которые постоянно волновались и испытывали сомнения.
Наконец-то пришел наш инструктор Самарин Дима, харизматичный и веселый человек. С ним очень приятно работать. Из любых нудных процедур он может сделать интересное шоу. Дима знает это широкое, свободное и беспредельное небо, в отличие от других людей, которые привыкли видеть лишь жалкие его клочки, изорванные высотными домами городов и линиями электропередач. Я представляю, как Дима врывается в небо, ведь высота ничтожно мала по сравнению с амплитудой его силы воли, стремительно прорезает толщи облаков, зависает, словно в невесомости, и снова идет по аэродрому, а над ним склоняется покоренная воздушная бездна. Увлеченный человек с необычным хобби не может быть не интересен. Я бы очень хотела прыгнуть с ним в тандеме с 4000 метров: все то, что могло описывать свободу или давать ее ощущение на земле – пустое; здесь, в полете, мы по-настоящему свободны, как вольные гордые птицы. Представить только: Дима делает шаг, и моя нога автоматически делает шаг; и инструктору все равно, буду я плакать или смеяться, ведь мы уже летим. А радоваться или страдать – моя прерогатива выбора, ситуация все равно уже не изменится. Потрясающе, когда опытный спортсмен и юный новичок, прицепленные друг к другу, парят в облаках, обладая одной на двоих жизнью. Свобода – не там, где мы с Сережей вместе, свобода – это когда шасси самолета отрывается от земли, и притяжение моего «я», моего прошлого перестает душить меня.
Мы прошли в большой Икарус. Через несколько минут он тронулся. До конца поездки, а она занимала около часа, я смотрела в окно на проплывающие пейзажи и общалась со своими новыми знакомыми – Ромой Степанцовым и Женей Дубовицким. Рома – просто душа компании, веселый и открытый человек, словно бы ему поставили задачу прожить всю жизнь за один день. Но это только кажется на первый взгляд. С каждой его фразой я все больше убеждаюсь, что он – именно тот драгоценный сплав жизнерадостности и мудрости, который открывает все двери этого мира. А ведь на самом деле – жизнь легка и чудесна, если у тебя правильное к ней отношение. Женя напротив, предпочитает говорить только по сути, постоянно о чем-то размышляет в себе. Такой же, как я еще вчера….
Когда мы наконец-то приехали, на аэродроме было еще прохладно. Где-то высоко в небе различался рокот мотора кукурузника. Возле ангара стояло два вертолета и три ЯКа-52. Поле было обширным и покрытым высокой травой. У самого его края стояло одинокое дерево, несколько корявое. Видимо, оно служило своего рода знаком ориентации в пространстве, но большинство парашютистов-перворазников облюбовало его крону как место для посадки. Я смотрела на маленький ЯК, и не понимала, как туда может поместиться десять человек. Но кто-то сказал, что мы будем прыгать с большого кукурузника.
Получив парашюты, подстроив их под себя и пройдя медицинский контроль, мы встали на смотровую линию. Мужчина средних лет в форме тщательно проверил у каждого все крепления, вслух проговаривая каждую процедуру. Неподалеку от нас сел АН-2, ожидая посадки новоиспеченных героев. У меня уже спина затекла от тяжести парашюта, но, наконец-то, смотр закончился, и мы строем пошли к самолету.
Расположившись в кукурузнике, мы выслушали последние наставления и напоминания Димы, а так же его мысли о том, что нормальные люди с исправно работающего самолета не прыгают.
Самолет разогнался по взлетной полосе и начал медленно подниматься. Я вижу в окно иллюминатора его крыло, под которым полосой с рябью проносится растительность. Еще через мгновение я почувствовала, будто что-то мягко соскользнуло с моих ног, провалившись сквозь днище самолета. Сила притяжения.
АН-2 взлетал мягко и плавно, без скачков, но первое время я все же чувствовала внутри тела, как поднимается высота, что под ногами пустота, но это ощущение при большем подъеме прошло.
Дима выкинул из открывшейся двери «перестрелку» - небольшой яркий купол с грузом из камней, в самолете раздался сигнал о том, что информация принята, и, немного позже, сигнал готовности.
Часть группы построилась вдоль стенки самолета, держась за перила, и по одному стали выпрыгивать по сигналу выпускающего, положив руку на кольцо запаски. Это выглядело очень красиво: ребята, из-за своего роста выглядевшие совсем юными, решительно бросались в бездну, без тени сомнения на лице. Это что-то напоминало, но я не могла вспомнить, что именно, причем что-то похожее уже было не так давно, я стояла в очереди за полными решимости людьми, которые окунались в какую-то белую и мягкую бесконечность, в которую нырнула и я, испытывая неистовый интерес.
И почему люди так боятся прыгать с парашютом? Система безопасности отточена лучше некуда, все, что может и не может случиться, предусмотрено и оговорено. А как же во время войны молодые десантники прыгали чуть ли не во вражеский обстрел?
Парень, стоящий передо мной, исчез внизу, немного поодаль были видны раскрытые купола первопроходцев. Я встала у двери, уперев левый носок ноги в край борта и приняв позу готовности. Я очень хотела прыгнуть в облако, но передо мной прозрачный воздух открывал весь пейзаж местности. Самолет снова несколько накренился влево, и по сигналу выпускающего я выбросила свое тело как ненужную вещь в воздух.
Непередаваемо приятные ощущения свободного падения длились всего три секунды, после чего падение замедлилось, я почувствовала почти незаметное встряхивание тела и взглянула вверх, чтобы проверить состояние парашюта. Надо мной, освещенный солнцем, красовался великолепный серовато-белый купол, тянущийся стропами к моей спине. Используя их, я огляделась в пространстве. Столкновения исключены.
Подо мной открывался чудесный ландшафт, несколько впереди я узнала всем известное одинокое дерево, но ни у кого так и не получилось на него приземлиться. Мои маленькие ножки попирали небо, намного ниже и впереди летели два купола, далеко за лесом виднелись сельские дома и шоссе. Я медленно, как перышко, опускалась все ниже, купола подо мной погасли, я приготовилась к приземлению, глядя перед собой. Легко соприкоснувшись ступнями с землей, я приземлилась в высокую траву, на всякий случай скатилась на спину, парашют потащил меня за собой, но я затянула стропы и встала. Неподалеку от меня приземлился парень в военной форме. Быстро поднявшись, он спросил меня:
- Ну как, понравилось?
- Да, но все произошло как-то слишком быстро. Надо выучиться на большую высоту и на ручное раскрытие.
- Будешь еще прыгать?
- Несмотря на обременительную подготовку, да.
Я собрала свой парашют, помогла солдату смотать стропы, с трудом дотащила тяжелый купол до базы, переоделась, достала фотоаппарат и приготовилась снимать второй взлет.
Ребята из первого взлета уже начали разъезжаться. Сорокалетняя женщина так и не решилась прыгать. Высокая девушка все боялась сломать свои длинные ноги, а пожилой мужчина доделал свою разминку, надел форму и парашют, и, немного спустя, второй взлет в составе девяти человек последовал к кукурузнику.
Завелся мотор, я настроила нужное зумирование и едва успела снять подъем железной птицы, зато ее поворот и крен запечатлелся поразительно четко. Я пожалела, что прыгаю не в этом взлете, так как небо мгновенно затянуло облаками, и я сделала потрясающий снимок раскрывающегося в облаке купола. Фотографируя первого парашютиста на разных высотах вплоть до приземления, я успевала отслеживать другие купола, живописно летящие в уже пасмурном небе.
АН-2 неожиданно быстро приземлился. Оказалось, что не все успели прыгнуть из-за плохой видимости в небе. Среди сошедших с борта не было ни Ромы, ни Жени, ни парня с печальными глазами, и я решила их подождать.
Холодало. У меня начали стучать зубы. Половина второго взлета расстроено совещались, стоит ли ждать улучшения погоды. Постепенно подходили счастливчики, таща на плечах сумки с парашютами.
Спустя десять минут я наконец-то дождалась Рому Степанцова и парня с печальными глазами.
- Ну, как ощущения? – осведомилась я.
- Я уже не первый раз прыгаю. Если погода наладиться, сегодня буду прыгать уже с тысячи метров на ручном раскрытии, - ответил Рома.
- В принципе, здорово, надо посмотреть, что предлагают другие аэродромы, - сказал парень с печальными глазами.
- А мне здесь нравится. С таким инструктором, как Дима Самарин, я готова хоть в космос без скафандра лететь. Кстати, ты как в Москву поедешь? – обратилась я к печальному парню.
- На своей машине. Тебя подвезти?
- Да, буду очень рада, - воскликнула я.
Через некоторое время я попрощалась с Ромой и Женей и села в машину.
- Прости, не спросила, как тебя зовут?
- Я - Игорь, - ответил печальный парень и посмотрел мне в глаза. – А тебя?
- Маша, - ответила я, замерев. Все это время я сочувствовала печали этих глаз, но так и не успевала в них заглянуть. Взгляд Игоря ненавязчиво, но настойчиво проник в меня, до самого моего подсознания, до самой моей сущности, до первой искорки моего творения. Боже, этот взгляд – слишком мощное оружие, оторваться от него или отразить его невозможно. Все вокруг перестало существовать, и я, словно в вакууме, нахожусь напротив этих глаз, в своем первозданном виде: раздетая от прошлого, но еще не обрученная будущим, здесь и сейчас, но не в настоящем, раздетая от предрассудков, расы, пола. Время провалилось в другое измерение, я словно перестала существовать, рассыпалась на атомы, опустилась в них сознанием, затем вновь возродилась, собравшись по молекулам, от инфузории-туфельки до Homo Sapiens, снова обретя себя с точностью до мельчайшей черточки.
Сознание привыкло различать, что относится к позитивному, а что к негативному. Но оно не способно охватить нулевой потенциал, это цунами, которое содержит в себе изначальность существования, от «Большого взрыва» до технического прогресса, летопись времен от первого условного рефлекса до неразрешимой сегодня интеллектуальной задачи, которая завтра все равно найдет свое решение. И все это вмещает в себя один человек, со своим двадцать семь лет назад начатым, а потому уже более-менее отчетливо нанесенным на судьбу мира, отрезком времени под названием жизнь. Он не ангел и не демон, а потому – безграничен. И этот взгляд словно хочет мне напомнить о чем-то давно забытом, но потертые картинки со скоростью света скользят в глубинах памяти, они слишком велики для моего разума и слишком быстро для просмотра и осознания сменяют друг друга.
Этот человек – целый мир, свободный от предрассудков, тенденций и прочих ограничителей сознания. Я чувствую, как расширяются зрачки моих глаз, впуская в себя вселенную этого человека, как у ученого, открывшего новый мир. Это словно две души резонируют друг другу, словно были вместе с сотворения мира.
Взгляд Игоря заставляет меня сомневаться в своей форме бытия, окружающая действительность утекает как песок с расслабленной ладони. Этим мигом невозможно поделиться: на фотографии это будет всего лишь радужная оболочка зеленоватого цвета, покрытая небесно-голубой дымкой, внутри которой черное пятно (мое сознание напомнило, что у меня тоже глаза цвета морской волны, более голубые или более зеленые, в зависимости от освещения). Что может передать фотографический «слепок», кроме смертной оболочки? А сейчас через эти глаза в меня потоками вливается целый неизведанный мир в интерпретации Игоря, вся история Земли, весь опыт триллиардов людей. То, что сейчас незримо происходит на расстоянии тридцати сантиметров, гораздо больше, чем расстоянии от Луны до созвездия Девы, и все это помещается в сознании человека небольшого роста.
Значит, и во мне может находиться в заключении бесконечный мир, а я сама ни разу не смогла посмотреть вглубь себя и увидеть, что я гораздо больше того, что думаю о себе и что видели во мне другие. Они меня обманывали! И я сама себя обманывала. Но теперь я поняла, кто я. Ты одним взглядом запустил во мне программу возрождения. Отразившись от тебя, я ожила. Сердце сбилось с мерного ритма, дыхание наполнилось свежестью озона, несмотря на мутный от пыли воздух. Сознание вышло из комы существования и стало раскрываться. Я словно только что родилась. И как будто стою в хрупком теле, одна перед всем миром, свободная, смелая, знающая все и ничего. Пока одна, ведь стоит мне сделать шаг или любое другое действие, и я вольюсь в судьбу мира, так же незаметно для себя, как будто бы я повлияла на жизнь прохожего, просто проходя мимо и не говоря ни слова. Мне больше не надо гадать, что будет, я невозмутима, будто бы знаю, что меня ждет, и нахожусь к этому на пути. Монотонно тянулась череда лет, подобно изнывающему от жажды каравану, бредущему по бескрайней пустыне. И только раз, сейчас, линии судьбы искривились, чтобы вспыхнуло одно мгновение – кульминация всей жизни, когда как леска натягивается настоящее время, вовлекая в себя, как в воронку, будущее, что продолжает реплицироваться где-то в завтрашнем дне.
Я знаю, что это многогранное ощущение вмещается всего лишь в пять секунд времени, но, видимо, я очень сосредоточенно смотрела в глаза Игоря и тем самым несколько смутила его.
- Почему ты такой грустный? – спросила я, все еще не в силах отвести свой взгляд.
- Я не грустный, я очень устал.
Автомобиль тронулся, шурша колесами по насыпи, и через некоторое время выехал на МКАД.
Путь был долгим из-за «пробок». Ведь завтра понедельник, все возвращаются с дач в Москву. Игорь молчал, видимо не привык отвлекаться от дороги. На полпути я задремала и проснулась, когда мы уже подъезжали к Москве.
- А я с тобой разговариваю, разговариваю, ты не отвечаешь, смотрю – спишь.
- Сколько мы ехали? – потянувшись, сонно спросила я.
- Два часа, - ответил Игорь, посмотрев на часы. – Ну, вот и приехали. Оставишь мне свой номер, можно будет вместе недели через две еще съездить?
- А ты мне свой. И мейл тоже, я твои фотографии вышлю.
Мы обменялись контактами и попрощались. Мой взгляд опять начал тонуть в его глазах. Нет, это не усталость, как он пытается оправдаться, это очень глубокая печаль, которая хроматографически впитывается в него все больше и больше. Обязательно выясню ее причины, только пока не знаю, как.
Я спустилась в метро. Надо же, как все быстро и просто. Я целый год собиралась прыгнуть с парашютом, а занимает это, вместе с дорогой, всего лишь половину дня.
Антон, мой старший брат, будет гордиться мной, когда вернется из армии. Завтра ему исполниться двадцать один год. Остается надеяться, что мое письмо уже успело дойти до него. Поскорей бы прошли эти полгода, так хочется его увидеть. Антон вернется возмужавшим, серьезным, и мы с Верочкой, его невестой, несколько часов в нетерпении простояв на перроне, кинемся обнимать Антона, с первого шага узнав его в толпе прочих солдат, которых тоже наверняка ждут родные и любимые. Конечно же, Верочка сразу заберет Антона к себе, ведь никто лучше любящей девушки не может позаботиться об измученном солдате.
Оставшуюся половину дня я занималась домашними делами, и только когда уже стало смеркаться, смогла выйти на балкон с неизменной чашечкой горячего кофе.
Сетью капилляров-дорог пульсирует город на теле Земли, прогоняя через себя кровь планеты – опыт цивилизаций, и лимфу – предрассудки времени и течения культов. Миллиарды огней московских окон рассыпаны по высотным домам. Вдали сливаются в полосу горизонта небо и земля, а далее нет возможности увидеть что-либо. А ты, Игорь, где-то далеко за моим горизонтом, живешь своей интересной жизнью, которую так хочется познать. В ночном небе горят далекие звезды, одна из этих звезд где-то в космосе, сжимаясь, выплескивает из себя потоки раскаленной энергии, посылая в мертвое безжизненное пространство жалостливый, разрывающий душу ультразвук, телеграфируя о своем угасании. Но кому? Луна бледным светом освещает пустые улицы, асфальт остывает, отдавая в воздух накопленное за день тепло, словно бы дышит, мошкара кружится над фонарями, а люди спят в своих домах, смотрят голографические сны. И они не почувствуют новой жизни, если она появится в их доме. В эту минуту, к примеру, в доме напротив, может родиться великий человек. Я безумно завидую тем, кто родился ночью. Это так чудесно и таинственно. А я родилась летним днем, в суете, в зное и в пыли. Все лучшие решения приходили ко мне ночью. Видимо, в это время суток нет суеты, и тогда ничто не мешает миру обнажать свои тайны, но притронуться к ним может только мыслящий.
Утомленная хорошо проведенным днем, я легла спать, думая только об Игоре с печальными глазами. Сон…. Когда я в последний раз действительно спокойно спала и видела цветной сон? В пять лет, когда перестала ходить в детский садик. А что есть сон? Мне всегда моя жизнь казалась ненастоящей, она сравнима с навязчивой галлюцинацией, от которой начали отказывать будто бы изможденные психостимуляторами чувства и мозг. Даже веду я себя порой не так, как хочу.
4
Мила зажгла свечи, наполнила ванну и бросила в воду темно-серый соляной шипучий шар. Породительница интриг всегда любила купаться в полумраке – это ее стихия. Маленький шелковый халатик соскользнул с плеч, и банкирша закатила глаза от удовольствия, купая свое упругое, как жидкая платина, тело в полуночном яде черной воды, тягучей и маслянистой от эфирных масел кедра, пачули и бергамота. И эта темно-серая муть, каплями грязи растекающаяся по ее молочно-белым плечам к пупку, как нельзя лучше подчеркивала превосходство красоты. Где-то в глубине души слегка холодила из ниоткуда появившаяся небольшая тревога, но горячее тело решило погасить ее сигарой. Кольца дыма, выпускаемые пухлыми губами, растворялись в густом мраке, и Мила неосознанно пыталась ухватить губами дым, словно не желая что-то отдавать, и смотрела на черную воду, смутно напоминающую нефть, в которой лежала. «Хочу быть его женой», - не пожелала, а уверенно констатировала банкирша с таким пафосным лицом, что Алена, увидев Милу, подумала бы, что та не только лежит в нефти, но и по венам у нее тоже течет давно не кровь, а черное золото. Потушив сигару, Мила положила руки на края ванной, словно лежа на троне, показывая полумраку кольцо с драгоценными камнями, которое она демонстрировала через иллюминатор песчаным барханам пустыни, летя из Индии в Москву. О чем-то задумавшись и вглядываясь в закоулки своей души, Мила медленно пила шампанское из хрусталя, выглядевшего в этом полумраке лунным камнем. А густые эфирные масла, расставшись со своей текстурой на коже, испарялись с тела банкирши, унося с собой дикие грезы девушки вверх, к потолку, где и оседали прозрачными каплями водяного пара. И если была бы возможность прочитать эти мысли, то можно было понять, что у Дениса с Милой одна религия – страсть, причем настолько непреодолимая, что стоит банкирше еще хоть раз вздохнуть, и она подожжет парящие вокруг нее эфирные масла.
А на другом конце Москвы Алена, на балконе, перед ночным городом готовится ко сну. Стоя в мужской рубашке, которую она покупала для Дениса, но так и не успела подарить, юная девушка грела в ладонях слишком уж пряное масло для тела, видимо, пытаясь этим ароматом надеть на себя несколько лет. Поставив ногу на табурет и изогнувшись, подобно пантере, Алена позволила теплому и тягучему, словно смола, густому крему-маслу прокладывать шелковый путь по измученной солнцем коже. Густая кремово-белая текстура таяла на персиковых коленках и бедрах, подминая под себя легкий пушок волосков и оставляя тем самым легкое ощущение щекотки. И насколько бы белоснежную одежду не одела бы Мила, московская ночь предпочитает теряться в пшеничных волосах Алены, а огни мегаполиса так и тянутся лучами к загорелой коже, оставляя фотоны в ее зеленых глазах, в ночи выглядящих еще более бездонными, чем омут. Каждый изгиб тела отправляет в глубину ночи пьянящий аромат, который все равно приобретает конфетное послевкусие с юного тела, желающего от жизни кусочек сладкого тортика. Дорогие иномарки, стоящие внизу, отвечают сигнализацией на это послание, с каждой машиной все громче, словно сейчас по очереди взлетят на воздух в огне взорвавшегося бензобака. Будучи более ментально чувствительной, Алена помнила прошлый сон, и шепнула полуночному городу «на ушко» свое сокровенное желание, смущенно улыбнулась, игриво выбежала на цыпочках с балкона и легла спать. Но долго сон не приходил к ней, ведь ощущение скорого осуществления заветного словно языки пламени стегало ее тело, как ураганы новой планеты стегают ее поверхность. А за окном растворялись в ночи мысли Алены: « Денис, никто так не поймет тебя, как я. Позволь мне стать коньяком, капли которого пьянят тебя. Позволь мне стать вином, чьи пары ты незримо вдыхаешь через кальян, и которое внезапно лавиной раскрывается в тебе позднее, показывая беспредельность дурмана. Позволь мне быть табачным дымом, что, улетучиваясь, пытается унести в себе твой вкус. Я – твоя провокация, одержимая непреодолимым желанием покоряться и покорять тебя. Твой взгляд дурманит меня настолько, что все, что я могу сделать, увидев тебя – издать надломленный страстью беспомощный стон».
Денис, по обыкновению курящий в квартире, вышел на балкон, словно услышал пьянящие позывные сигналы своих обожательниц. Странно это, находиться среди двух одинаково сияющих лун…. Но только ему неведомо, что, несмотря на внешнее сходство яркости, один объект горит, а другой лишь отражает свет. Денис долго отгонял свои мысли, доказывал сам себе, что никогда не жил и не будет жить прошлым, но понял, что все это тщетно. Судорожно потирая щетину на подбородке, он пытался найти выход из создавшихся сетей, но не видел его, и это все больше злило. Ненавидя себя, он набрал беспомощный текст «Алена….», и отправил на уже год как не удаляющийся почему-то номер, нервно затянулся и резко выкинул окурок в ночь, прокричав в уме: « А будь, что будет. К черту все!»
Ответа не последовало. В неистовстве Денис набрал этот номер, еще не зная, зачем.
- Алло? – промурлыкал сонный бархатный коварный голосок.
- Мне надо срочно с тобой поговорить, Аленочка. Сейчас же!
- О чем же? – ехидно проворковала Алена.
- Выходи, я буду ждать тебя около своей машины. Ты мне очень необходима.
- Ну, раз так, то, пожалуй, стоит тебе уступить.
Денис вышел на улицу, отключил сигнализацию и по привычке сел на капот. В ожидании Алены он с трудом боролся со злостью на себя, на ожидаемую им девушку из своего прошлого, на капризы Милы, которая никогда не могла жить проще, которой постоянно что-то надо. Нервничая, он подкидывал в воздух ключи от машины, даже не представляя, что скажет Алене и где. Здесь не самое подходящее место для выяснения отношений. А вдруг Алена уже не та? Тогда, год назад, все было бы так просто. А сейчас? Поздно что-то отменять, Денис уже ждет.
- А ты не меняешься, - вкрадчиво сказала Алена.
Денис вздрогнул и обернулся.
- А ты все так же прекрасна, просто стала немного другой, - сказал Денис, не в силах оторвать взгляд от туго завернутого в черное платье тела. – Куда ты хочешь поехать? Может, в какой-нибудь ресторан?
- Вообще-то я никогда не видела ночной аэропорт….
- Забавно. Твои желания по-прежнему необычны. Поехали туда, раз ты так этого хочешь.
Алена всегда любила сидеть рядом с водителем. На заднем сидении она почему-то чувствовала себя униженной. За стеклом мелькал ночной город, Денис молчал, да и она не знала, с чего начать, потому украдкой время от времени ловила его отражение в зеркале заднего вида. Третьим пассажиром в автомобиле была загадочная таинственность, ее присутствие не нравилось никому, но было понятно, что везти ее придется до самого аэропорта.
Проехав насколько можно ближе к аэродрому, Денис остановил машину и вышел, словно бы тишина начала уже душить его. Вслед подкралась Алена.
- Алена, давай все забудем, я совершил большую ошибку. Я хочу начать все сначала.
- Какую именно ошибку?
- Я не могу тебе ответить, - занервничал Денис и, как Мила, снова сел на капот. – Хочу, чтобы ты снова была рядом. Ты нужна мне. Так холодно и пусто без тебя.
- Что ж, если ты так этого хочешь, я могу тебе дать последний шанс. А знаешь, чего я хочу? – как бы между прочим спросила Алена, начав нежно и страстно целовать Дениса в шею. Не нарочно, просто уже невозможно было сдержать себя.
- Ты надо мной издеваешься, девочка? – прошептал Денис на красивое ушко, и его руки уже не подчинялись ему, они блуждали по маленькому черному платью, обтягивающему это сходящее по нему с ума тельце, терялись в лабиринте пшеничных волос, кончики которых щекотали Дениса.
- Обрати внимание, по взлетной полосе машины едут парковать самолеты. Припаркуй и ты меня, - прерывисто дыша, шепнула Алена, отправив тем самым Дениса в нокаут.
И уже невозможно было думать, говорить, осознавать что-либо. От каждого прикосновения кружилась голова, перехватывало дыхание. Алена вцепилась коготками в футболку, заворачивая в кулачки, стянула ее и бросила в неизвестном направлении. Денис, сгорая, едва нащупал молнию платья, обнажая упругие бронзоватые роскошества, которые желали принадлежать только ему. У Алены уже стали дрожать колени, она все больше слабела, словно бы падала в руках Дениса. Уловив в закатывающихся от страсти глазах Алены ее желание, он грубо швырнул ее на капот и начал очень нежно и трепетно целовать, боясь пропустить хотя бы один сантиметр тела. И наконец-то Алена снова ощутила в себе того, кого так долго ждала, не веря, что он вернулся. Выгибаясь и изнемогая, она гладила его колючие щеки, тонула пальцами в его волосах, скользила ладонями по его плечам, царапала коготками спину, не слыша своего стона из-за гула аэродрома. И в самый ответственный момент этот гул стал громче, он приближался и…. когда Денис с Аленой начали испытывать верх блаженства, над ними очень-очень низко взлетел самолет, словно захватывая с собой на седьмое небо по-своему оторвавшихся от земли любовников.
5
Прозрачное утро омрачила внезапная бешеная перестрелка. Антон отстреливался, вытирая грязным рукавом тяжелые капли пота с лица, как вдруг увидел брошенную гранату в средоточие своего отряда. Снаряд угрожающе вертелся вокруг своей оси, готовясь вот-вот взорваться. Антон схватил гранату и, выпрямившись во весь рост, дабы наверняка попасть в минутное скопление противников, бросил ее со всей силы на врага, чтоб содрогнулась от ее удара вражеская земля, хороня своих взбунтовавшихся в безумии отпрысков. Но он не заметил, как на него смотрит черное и глубокое, как тоннель смерти, но не столь ужасное, как глаза акулы, дуло автомата.
Но почему? Песочные часы жизни отсчитали последнюю крупинку, не оставив ни секунды для того, чтобы сделать еще хотя бы один глоток жизни, той самой, что всегда воспринималась как должное? Или пуля хотела просто напиться кровью, все равно чьей, и случайно попала в Антона? Она подло пронзила его. С невинно-удивленным взглядом он автоматически достал из кармана письмо, что недавно написал своей любимой Вере, которая ждет его на Родине, сжал в ладони этот несчастный клочок бумаги как последнюю надежду на встречу с ней, с домом. Тоска сжала горло, нестерпимая боль разливалась по всему телу, лицо и руки холодели, слышались резкие голоса. Антон уже все понял и сильнее сжал письмо в руке. Перед глазами промелькнуло нелепое воспоминание, в котором маленький Антон, играя в дуэль с приятелем Мишкой, со всей серьезностью утверждал, что станет космонавтом. Тогда он, не успев отразить прикосновение палки к груди, изобразил из себя благородного поверженного рыцаря. Но взрослый Антон уже не играл.
Великодушный солдат пал на чужой земле. Солнце, на миг осветив его лицо, скрылось за тучей. Все, что осталось от героя – сто семьдесят пять сантиметров минерально-белково�� формы. Пусть глаза и открыты, но они лишь безучастно отражают небо. А того огня, того молодого вихря духа, выкристаллизованного мужеством, больше нет с нами. Само время остановилось, вылившись в большое пятно ржавой крови на его сердце. Поднявшийся ветер нещадно трепет его волосы, словно сама Земля хочет сказать: «Ты…ты, возлюбленный мой… нет,… ты все врешь, вставай,… давай, вставай же…» Плачет Россия об одном из лучших своих сынов.
Но Антон оставил за собой прошлое, поступки, о нем помнят близкие, которым он принес радость, и потому, умирая, он не одинок. К нему уже пытаются прорваться боевые товарищи, его большая вторая семья. И Антон останется в веках таким, как сегодня – смелым и решительным, как ураган, чистым душой и отточенным до совершенства, молодым, но мужественным. Его жизнь стоило прожить.
Тяжелый дым бродит в воздухе, обжигая легкие запахом войны. Широко поле, да несвободный ветер гуляет в нем. И у всех на оскалившихся ртах вкус крови, проклятья, страх и ненависть. И все убивают родившихся для чего-то большего и действительно важного, нежели война. Инстинкт самосохранения – животный инстинкт. Безусловно, он важен. Но человек должен властвовать над всем животным в своей натуре.
А на этой земле женщина враждующего народа родила спустя час сына. Издали чувствуя запах гари и слыша выстрелы, она гладит новорожденного по голове, словно пытаясь прикрыть его голову, и шепчет сама себе:
«Хочу подарить своему ребенку голубое небо с ярким солнцем. Я-то знаю, что его нет, и он потом узнает это, но сейчас пусть он видит мир таким, каким я его никогда не видела и не увижу. Чтобы у него было детство…. Обделенные знают, как сделать достойный подарок. Чтобы он раз и навсегда запомнил свежесть озона, если на всей планете осталась хоть маленькая его толика… Реки с чистой водой. Живые родники, в которых нет хлора и бензина. И чистую любовь, когда тебя любят за то, что ты – это ты, а не воображают, что у тебя нефть течет уже по венам, потому и надо целовать особо страстно, чтоб хоть каплю унести на своих губах. Хочу подарить своему ребенку сказку».
6
Меня разбудил звонок телефона, на дисплее которого высвечивалось долгожданное имя – Игорь.
- Привет, - сладким голосом сказала я.
- Доброе утро, не разбудил?
- Вообще-то, да. Но когда будит такой человек, как ты, это безумно приятно.
- Все равно, извини.
- Как твои дела?
- Нормально, только проснулся. Какие у тебя планы на сегодняшний день? – деловито поинтересовался Игорь.
- Я абсолютно свободна.
- Может, увидимся сегодня? Тебе когда будет удобно?
- Через два часа, - рассчитав время, ответила я.
- Встретиться можно в Царицыно…
- Да, хороший вариант. Через два часа я буду там около метро. До встречи.
Я моментально соскочила с постели. Старательно прихорашиваясь перед зеркалом для столь замечательного парня, я думала, что могла бы сделать для Игоря, чтобы хоть частично снять печаль с его души. Но пока мне неизвестны причины, я решила написать открыточку, в которой описала, насколько он удивителен и значим. Я хотела сделать открытку красочней, но не успевала. Да это и неважно: хорошая суть может иметь любое тело и будет все равно ценной.
Спустя два часа я уже стояла около метро Царицыно. Первое время ища глазами знакомое лицо, позднее от скуки пролистывая сообщения в телефоне.
- Привет.
Я обернулась. Как же он прекрасен сегодня, одетый в белый цвет.
- Привет, Игорь, - с нежностью сказала я, с трудом сдерживая желание обнять его, прижаться к нему, пока еще почти незнакомому, но такому родному.
- Предлагаю прогуляться по парку.
- Хорошая мысль.
Мы уходим от каменного города все дальше по зеленой тропке в оазис, образованный высокими деревьями с раскидистыми кронами. Московская суета, прежде эгоистически постоянно напоминающая о себе, где-то затерялась в купающейся в лучах солнца траве. Где-то над нами ясное голубое небо, но магия растений не позволяет поднять глаза ввысь. Каждый листок в хитросплетениях веток жадно пьет лето, пока прохожие, разморенные жарой, делятся друг с другом ожиданием зимы или хотя бы ливня. В конце тропы лучи солнца столпами опустились с крон на землю, высветив снующие всюду частицы пыли.
- Игорь, я очень хочу узнать, почему ты всегда грустишь?
- Я думаю, не стоит это обсуждать.
- Для меня это очень важно. Что я могла бы сделать, чтобы ты улыбнулся хотя бы раз?
- Боюсь, что ничего.
- Расскажи мне о себе, - попросила я, нежно взяв его за руку.
- Я учился на программиста, им же и работаю вот уже четыре года в одной компании. Очень устаю, но постоянно менять работу считаю неразумным. А ты чем занимаешься?
- Работаю в казино, но в будущем хочу создавать что-либо в сфере искусства.
- Интересно…
- Да, кстати, это тебе, - сказала я, протянув открытку.
Игорь внимательно прочитал каждую строчку. Возможно, некоторые фразы показались ему абсурдными, но разве я соврала хоть слово?
- Спасибо, - сказал он, поцеловав меня.
В моих обеспокоенных глазах отчетливо читался настойчивый вопрос, и это невозможно было игнорировать.
- Знаешь, я очень много пережил. Было очень много проблем, из-за чего приходилось собирать всю силу воли, постоянно менять окружение, начинать все с чистого листа. Недавно с женой развелся. И…я думаю, все же лучше не обсуждать это. Зачем тебе знать? – несколько нервно резюмировал Игорь.
- Бедный, - опечаленно прошептала я. Но твое прошлое помогло тебе прийти к тому, кем ты стал сейчас. Именно так ты нашел себя. Ни для кого не секрет, что мир в первую очередь пытается сломать лучших. Но ты, я вижу, человек с твердой и чистой, как алмаз, душой. Как и все люди, можешь совершать ошибки, но с каждой новой становишься совершеннее и полнее. Ты сейчас печален, но не отчаиваешься, не покоряешься судьбе, не проявляешь малодушия. И среди других ты светишься, как искра во мраке, как вспышка магния, ослепляющая по-неземному ярким и суровым светом. Я вижу твое изначальное «Я», оставляющее почерк в твоих действиях, словах, взгляде, и это – самое настоящее и прекрасное, что я видела в жизни. А пройти мне пришлось, поверь, через многое. Я часто вижу людей, которые бесцветно существуют или обманывают самих себя, а ты…ты действительно живешь. Игорь, ты представить себе не можешь, какую ценность добавляешь этому миру. Я как будто слышу твои мысли, рассыпающиеся шариками ртути и снова сливающиеся воедино. Для таких, как ты, создан этот безумный мир – блуждающий туман, сонно стелющийся по равнине, раскаленный асфальт городов больших возможностей – а не для тех, кто паразитирует на высших принципах, забравшись в скорлупу своего ограниченного эгоистичного мирка. Ты – словно пентаграмма, я лишь могу делать предположения, но до конца понять твой мир, чужой и в то же время близкий, не в силах, равно как познать саму себя. Что хранит глубина твоих глаз у самого дна подсознания, покрытого пеленой минувших лет? Я очень хочу прочитать шедевр, который ты пишешь – твою жизнь. У меня нет ничего, но я одержима желанием подарить тебе все лучшее, что есть в этом мире. И когда-нибудь, когда я стану такой же большой и свободной, как мир, я подарю тебе каждое мгновение той жизни, которой ты не знал или просто не замечал. Я подарю тебе небо, что купает звездный свет в потоках ночного ветра, я подарю тебе маленький рай на кокосовом побережье, где светит самое большое солнце, я подарю тебе возможность познакомиться с самим собой, со своим внутренним миром на заснеженных пиках горных хребтов с самыми панорамными и чудесными пейзажами.
- А ты умеешь поднять настроение! – с изменившейся интонацией, чуть веселее сказал Игорь.
Легким, как парение пера, прикосновением я провела рукой по его спине и заботливо обняла, сразу почувствовав сильные и усталые руки Игоря на своем теле. Так две бабочки, как два воздушных потока, ласкают друг друга, почти не касаясь, порхая друг перед другом. Его поцелуи были словно прохладный ветер перемен, чудом промчавшийся над опаленной землей. Пьянящий аромат жизни, пульсирующий на его коже, волевая мужественность лица, рельеф сильных плеч, чей металл плавится в моих ладонях, поцелуи, оставляющие на губах вкус умами – все это сливается в торжественную неумолкающую мелодию его тела с победоносными нотами всесильной молодости. И невозможно было остановиться, оправиться от действия этого наркотика. Это словно танец альфа и омега. Будто ураган врывается в тебя и в то же время ты навсегда вырываешься из подземелий в свежий тропический лес. Впервые я почувствовала себя свободной. Быть свободной не значит быть одной, быть свободной значит сделать выбор, которым доволен.
Я облокотилась на плечо Игоря, поглаживая линии на его ладони. Встретить тебя, Игорь – настоящий подарок судьбы. С тобой я чувствую себя необыкновенно свободно. Как же хочется мелкими поцелуями провести губами по твоим сильным рукам, голубоватым венкам, что просвечивает кожа на запястьях. Как хочется сделать тебя счастливым, стать твоим дыханьем, подарить тебе океан нежности, ураган эмоций, привнести в твою жизнь свежесть летнего дождя и ночного города. Воздух пропитан тайной бытия. Им так приятно дышать вместе с равным себе, а не с ограниченным телом, ругающимся и плюющим себе под ноги.
- Представь, - нежась на его плече, начала я - где-то в пустыне солнце нещадно палит песок, в Арктике медвежата греются в меху белой медведицы, далеко в космосе рождается новая звезда, в черной глубине океана гигантская ракушка выращивает жемчужину, египетские пирамиды веками спят, направив свои вершины на Сириус, а я здесь, рядом с тобой, держу тебя за руку. А твой чудесный колючий подбородочек - словно мое маленькое преступление.
Он ухмыльнулся, ласково проведя рукой по моей щеке.
- А ты мне покажешь как-нибудь свои детские фотографии? – с наивным выражением спросила я.
- Если ты никуда не спешишь, мы можем поехать ко мне и посмотреть их прямо сейчас.
Город со своими насущными делами жался к обочине, освобождая путь стремительности автомобиля. Я смотрела в окно на сменяющие друг друга районы, в коих раньше мне не случалось появляться. Игорь ловко лавировал в потоке машин.
Через двадцать минут мы подъехали к дому. Выйдя из машины, я полюбовалась чистотой и красотой его района. Совсем не сравнить с тем, где живу я.
- Будь как дома, - сказал Игорь, когда я вошла в квартиру, и протянул мне тапочки. - Здесь моя комната, к которой я обитаю только по ночам.
Везде был порядок. Постель застелена цветным одеялом, в центре комнаты на столе возвышается компьютер. Комната не пустует – множество сувениров, фотографий и прочих мелких вещей заполняют пространство, дополняя интерьер.
- Чай будешь?
- Да.
Я прошла на кухню. Игорь хозяйственно возился с чайными пакетиками. - Ты не проголодался? – спросила я, положив руки ему на плечи.
- Есть такое немного.
- Я что-нибудь приготовлю, - сказала я и чмокнула Игоря в щечку. Из его хозяйских запасов я нашла картошку, яблоки, пельмени, грибы и пиццу. – Будешь картошечку с грибочками?
- Да, я уверен, это будет очень вкусно. Сковородки лежат в плите, - сказал Игорь, доставая масло.
Я быстро почистила картошку, нарезала ее и отправила на плиту, рядом поставила жариться грибы и села пить чай с голодным мужчиной.
Когда мы поужинали, я наконец-то увидела вожделенные фотографии. Со снимков на меня смотрел чудесный малыш, очаровательный и смешной, но все же с несколько серьезными глазами.
- Это мои родители, они сейчас живут в Серпухове, - комментировал Игорь. – А это мой старый дом.
Даже дом, в котором он рожден, светел и имеет смысл для него, создав на первом отрезке жизни определенное окружение. А мой дом? Мой родной дом старый, серый и грязный. По фотографиям видно, что появления Игоря ждали, его любили и заботились о нем. На месте его матери, я бы в самый первый день поцеловала пяточки Игорю, чтобы они шагали только по дорогам, ведущим к счастью. А мое рождение чуть не отменили абортом. Меня грубо вытолкнуло в этот мир, где никто меня не ждал и не хотел. Бабушка рассказывала, что с рождения меня постоянно била мать из-за того, что мой отец – легкомысленный человек. Я словно по скользкой дороге, не имея опоры, нечаянно скатилась в этот мир, где никто не видит, что я за личность, где никто ни к кому не относится по заслугам. В мир, где я никого не знаю, в мир, окутанный леденящим холодом. И даже родители…это совсем чужие люди. У меня с ними лишь телесное родство, я никогда не чувствовала их души. Да и есть ли она у них? Кажется, что я появилась на свет случайно, этого не должно было быть, словно ошибки, пленения при неверном моем повороте в закоулок. Но случайностей не бывает, я это помню.
Я словно маленький ангел, который, заигравшись, опомнился в незнакомом месте, сидя на твердой базальтовой плоскости и не понимая, почему ему заломили крылья, схватили за кудряшки и стали бить головой о камни. Он ведь ничего не сделал. И маленький купидончик не может понять, как архангелы могли спокойно смотреть на его падение. И после этого упавший ангел уже не смотрит в небо, думая, что его предали, что о нем забыли, и закрывает лицо сломанными крыльями. Но упавший – не падший.
Я словно инопланетянка, которая никогда не сможет найти себе дом на чужой планете. Здесь можно иногда забыться на мгновение, когда лицо озаряет улыбка, а душа, съеженная в позу эмбриона, агонизирует в лихорадке, окруженная злом и фальшью. Здешняя еда не дает энергию, она лишь устраняет неприятное чувство голода в желудке и иногда приносит вкусовое удовольствие, но чаще чувствуется, что она засоряет тело. Даже овощи искусственные, выращенные на химикатах. Занятия у людей странные. Вместо того чтобы что-то делать, они перебирают каждый день бумажки, которые выкинут через два года. А вещи… Вещи у человечества этого века красивые, ими хочется обладать всегда. И, умирая на чужой планете, вдали от родных и любимых, которые о тебе ничего не знают, а вокруг тебя чужие, злые люди, хотя бы в любимую вещь вцепиться в предсмертной агонии. Люди, с которыми я часто вижусь, своя квартира, комната, которую я украсила для уюта тем, что мне понравилось у этой цивилизации, человек, которого я видела каждый день все двадцать лет, мать, и красивый, но такой чужой мужчина. Но это все не дом. За спиной по-прежнему веет холод. А тебя… тебя я вижу всего два дня, но лишь с тобой, впервые за всю жизнь, я почувствовала родное тепло, я обрела дом в душе.
- Это я иду в первый класс, - рассказывал Игорь, показывая на черно-белую фотографию ухоженного мальчика с огромным букетом цветов. В лице первоклассника уже угадывались черты того Игоря, который сейчас сидит рядом со мной. Ко мне вдруг пришла мысль о том, как ужасно неправильно могло получиться, если бы этот мальчик не родился или если бы он появился в другой семье. Комок неприятного холода сжался у меня в груди, я придвинулась поближе к Игорю, испытывая необходимость почувствовать его рядом, словно одного зрения стало недостаточно для того, чтобы понять, что все хорошо. – Это я в первый раз в Египте. Меня тогда расстроило то, что ночью нельзя купаться из-за рыб. Здесь я в Турции. А это выпускной.
- А ты мне подаришь фотографию, где ты еще совсем маленький? – заискивающе попросила я.
- Бери, конечно.
Я присвоила себе фотографию со смешным пупсом, сидящим с изумленным лицом. Игорь наконец-то разговорился, я многое узнала о его прошлом. О себе же я рассказала вкратце, вычеркнув из рассказа восемьдесят процентов того, что помнила на данный момент. Моя жизнь не для ушей других людей, она повергает всех в ужас и непомерное сочувствие.
- Маш, я так устал. Может, останешься ночевать у меня, а я отвезу тебя завтра домой, когда захочешь.
- Без проблем. Только где я буду спать? В кресле?
- Зачем в кресле? Там неудобно. Со мной, на кровати.
Пока Игорь принимал душ, я запрятала в сумочку драгоценную фотографию малыша, чтобы не потерять эту реликвию. Затем открыла окно, чтобы нам спокойно спалось на ночном воздухе. Какой вид открывается с его этажа! Да, похоже, мир вокруг Игоря всегда открывается своими лучшими внешними проявлениями. Его город вмещает в себе все, к чему с детства тянулась моя душа: электрички, скользящие по сумеречным железнодорожным путям, самолеты, что летят очень низко, приближаясь к аэропорту Шереметьево, этот маленький дворик, в котором он вырос и спокойный пруд неподалеку, который, кажется, находится на берегу всех сует. Игорь, твой мир прекрасен так же, как ты. Почему вокруг себя я не наблюдаю того же? Наверно, просто во мне что-то не так. Да и твой автомобиль имеет характер, который только ты один и мог бы подчинить.
- Пойдешь в душ? – спросил Игорь, протягивая мне полотенце.
- А как же? Иначе я не смогу уснуть.
Понежившись под теплыми струями воды, я залезла в белую футболку, доходящую почти до колен, которую дал мне Игорь. Капельки воды с намокших кончиков волос скатились по изгибам шеи. Наощупь пробравшись в комнату с погашенным светом, я забралась под простынь.
- Спокойной ночи, Машенька, - шепотом сказал Игорь и нежно обнял меня.
- Спокойной ночи, сокровище, - сладким голосом промурлыкала я и поцеловала Игоря в шейку.
Я слишком счастлива для того, чтобы уснуть. Прижавшись к теплому животику Игорешечки, я слушаю его спокойное дыханье. На ясном ночном небе фосфоресцирует необычайно большой и яркий диск луны. Ее серебристый свет, ненавязчивой лаской скользящий по телу, играет тенями на твоей, Игорь, коже. Легкий ветерок играет волосами, касается нас заботливым дыханьем. Остывает древняя земля, отдавая тепло в воздух, которым ты дышишь. Остывает раскаленный знойным днем асфальт, на котором печальный свет фонарей пытается найти твои следы. О тебе, Игорь, молчит погружающийся в дремоту город. Так хочется нежно коснуться твоего бесшумного дыханья, самой стать воздухом и нежной лаской прильнуть к твоим усталым плечам.
Завтра рассвет разбудит тебя теплыми, ласковыми лучами солнца, и ты проснешься счастливым и отдохнувшим. Город покорится твоим уверенным шагам, а молодые травинки будут шаловливо щекотать тебе пяточки. Нарождающийся день вольется в тебя утренней свежестью, а солнце, то же самое солнце, что светило миллиарды лет назад при зарождении жизни на Земле, пекло в каменноугольный период, давало тепло первому человеку, являлось вестником свободы Ра в древнем Египте, неистово горело при кровопролитнейших войнах; то же самое солнце, которое через миллионы лет расширится и поглотит нашу Землю, осветит завтра путь особенному мигу жизни, созданному в 1983 году, - тебе, Игорь. И ты обязательно оставишь свой след в веках так же просто, как оставил след в моей судьбе и в моем сердце. Не наш с тобой удел – пропасть без вести, утонуть в веках. Это могут другие. И когда на этой планете от нас останется лишь пепел, кому-либо будет полезно то, что мы сделали, сберегли или сказали.
А пока за окном темная ночь, в течение которой луна отскочит от одного конца твоего города в другой, как мячик для пинг-понга от стола. Малыш, ты так сладко спишь, с таким красивым и мужественным лицом…. А давным-давно, веками миллионы воинов сражались за твое дыханье, Игорь. Для того чтобы ты появился на свет. А ты сражался с этой суровой жизнью, ты очень устал и сейчас можешь отдохнуть, потому что ты победитель. А я буду охранять твой покой, если ты позволишь мне это. Знаешь, я сама бы умерла за тебя. Ты значим. Я чувствую это как аксиому. Это сквозит в каждом твоем действии. В отличие от меня, ты – не праздный искатель, ты знаешь, куда идешь. Игорь, ты – единственное настоящее, что есть и когда-либо было в моей жизни. Все остальное – мираж и декорации. Ты – неуловимый смысл, который скользит по границам сознания. Ты – голос, что отдается эхом из далеких эпох, с сотворения мира. Мне так хочется задержаться именно в твоем сердце, и, я надеюсь, судьба не вырвет тебя из моих рук, а меня из твоих. И мне почему-то постоянно хочется сказать тебе: « А помнишь….» Какая-то реалистичная иллюзия, будто ты был рядом всегда. Я всегда видела, что то, что соединяет, одновременно разрывает. Я боюсь этого…. Ты же бог наших отношений, сделай так, чтобы в нашем с тобой маленьком мире законы чужой реальности были недействительны.
И сейчас я поняла! Я поняла! Если в тебе есть сокровище – отдай его, тем самым станешь больше и мир станет лучше. Ведь оставив его себе, будешь мучиться и не понимать, отчего, как я раньше. Когда ты отдаешь то, что познал, ты еще лучше осознаешь познанное. Отдавая свой мир любимому человеку, я расширяю его, познаю его новые грани, и этот человек по-своему интерпретирует мое сокровище, добавляя ему множество новых сторон, и в итоге, ввиду причин, порождающих все новые следствия, получается, что все это – для всех. Когда живешь только для себя, остаешься только со своей жалкой добычей, которая с течением времени все больше обесценивается для тебя, в итоге остаешься вообще ни с чем. А когда ты делишься, к тебе возвращается отданное, но дополненное другими, а потому каждый раз новое и интересное. И однажды ты смотришь на себя и удивляешься, насколько полна и богата твоя жизнь. Откуда? Помнишь, ты решил сделать кому-то жизнь интересней? А потом еще нескольким людям. А они в ответ поделились с тобой своей радостью. А радость – это не просто спасибо. Это целый клубок возникших новых обстоятельств, каждое из которых приносит свою благодарность, таким образом, твоя жизнь расширяется и втекает во множество других жизней-миров, в результате чего получается, что ты живешь сразу несколькими жизнями в сотне умозрительных вселенных, где никогда не будет понятия одиночества. И даже когда Игоря не будет рядом со мной, я буду чувствовать, что он рядом, держит меня за руку, и буду смело идти вперед, как он. А Игорь, в свою очередь, будет чувствовать, как я его нежно целую за шейкой и тихо шепчу на ушко, какой он замечательный, и он не будет грустить, будет идти вперед счастливым, бодрым и любимым.
И все же, как хорошо, что люди не умеют читать мысли. Я поцеловала Игоря в теплый животик и осторожно, чтобы не потревожить сон, обняла его. Так пушистые облака любят обнимать горные кряжи.
7
Во мраке пустоты стали появляться цветные кадры. Впервые за столь продолжительное время я вижу сны, а не проваливаюсь в бездонную темноту за пять минут до рассвета. Обретение снов можно расценить как обретение душевного спокойствия, что еще раз свидетельствует о том, что я встала на правильный путь в жизни.
Молочная пелена рассеивается и события оживают передо мной, а я безучастно смотрю на них, ведь для меня, существа из другой реальности, нет возможности вмешаться или изменить что-либо. А если мне и удастся что-то сделать, то словно какая-то сила ведет меня, управляет моими поступками, а я лишь косвенно думаю, что это мои решения.
Подъехал поезд, и нашу группу разделили по человеку на вагон. Пассажирами плацкарта были ВИЧ-инфицированные люди, спящие в коме внутри черных завязанных пакетов. Мне дают в руки один на всех шприц с вакциной и предупреждают, что я должна уколоть всех за час, иначе неуспевшие умрут. Мой взгляд упал на небольшой черный мешок неподалеку от меня, и тут же открылась информационная ссылка. Хмурым осенним утром врач выходит из служебных дверей больницы, неся на себе, через плечо, как Санта-Клаус, большой черный целлофановый тюк, в котором лежит спящий мальчик. Врач выкидывает мальчика в помойный контейнер только потому, что он ВИЧ-инфицированный. По телу пробегает озноб. Я вкалываю в венку на маленькой ручке вакцину и слышу, как парализованный мальчик начинает слабо и прерывисто дышать, его щечки начинают наливаться румянцем, в него по микрокапле входит жизнь. Я продолжаю свою миссию, нельзя тратить ни секунды. Основная часть вагона была заполнена телами взрослых, и когда я справилась с половиной задания и хотела уколоть тело мужчины, игла сломалась надвое. В панике я бегу к распорядителю.
- Дайте мне новый шприц, он сломался, - кричу я, поставив почему-то иглу на свой указательный палец и боясь, что если шприц поцарапает мне кожу, я могу заразиться.
- Что ты так нервничаешь? Кто успел – тому повезло. Кому не досталось – значит, не судьба.
- Дай мне шприц, - яростно настаиваю я.
Получив желаемое, я доделала свою работу, едва успев. Люди стали просыпаться от комы, среди них оказалось двенадцать детей.
- Ну и зачем ты оживила детей? Им негде жить, они никому не нужны, они чужие!
- Пусть поживут неделю у меня, потом я что-нибудь придумаю….
Теперь я в полуразрушенном мире. Инопланетяне атаковали Землю и стали нещадно мучить главенствующий на планете вид – людей, пытаясь узнать информацию, которая уничтожит все человечество. Все главы государств мужественно переносили невыносимые пытки, но не предавали цивилизацию. Но вот на арену действия выползает, не выходит, а скользко выползает на двух ногах жалкий трусливый человечишка, который никакого положения не занимал в жизни, а все по-червячьи подслушивал и ехидно сплетничал, половину перевирая для нагнетания обстановки. И вот эта тварь выдает главный секрет, заручаясь тем, что при этом его не убьют. Труса ведут в космический корабль и закрывают в гиперпространстве. Дикое сотрясение, всепоглощающее пламя, ударные волны. Наша планета взорвалась, а трус, видя все это из смежного пространства, думает: « Ах, какой я умный! Как я вовремя все это сделал, они бы все равно нашли секрет, и хана мне. А теперь я помилован, я могу многое рассказать об устройстве нашей цивилизации, тем я ценен для зеленых человечков и, следовательно, в безопасности….» Подлеца вырубило, меня оттолкнуло, и, сделав движение вперед, я увидела уже вскрытое тело труса с многочисленными трубками. Он в замешательстве беспорядочно смотрел во все стороны, насколько позволяли возможности глаз, потому что все тело его было парализовано. Мое горло сдавило отвращение. Ты, сопливая шваль, предал родную планету, испугавшись. Все люди, которые тебя любили, дали тебе жизнь, учили, лечили и кормили тебя, мертвы. Ты их убил! И неважно, впали ли они в небытие или обрели где-то свой новый дом в загробном мире. Ты убил их, ты превратил ни во что все титанические труды по охране нашего дома для потомков от озоновых дыр и прочих опасностей, ты предал тех, кто заново отстраивал города для своих детей после войн и катаклизмов, ты предал пропитавшуюся кровью твоих предков землю, ты предал тех, кто, превозмогая болезни в мертвеющем теле, пытался еще хоть что-то сделать для будущего этой планеты и своей страны в частности. Это все делалось не для тебя, а для тех, кто действительно был этого достоин, а ты, слизкое душой существо, разрушил все это, думая спасти свою шкуру. Какое право ты имел на это? Или под свое мерзкое поведение ты станешь подводить высокую теорию о свободе выбора? И где твое спасение? Ты валяешься, недвижим, в лаборатории, с распоротым животом, по бесчисленным трубкам переливается твоя кровь вперемешку с кислотно-зеленой жидкостью, блокирующей команды ДНК к старению клеток. Поэтому ты никогда не умрешь и не забудешься. Ты будешь вечно существовать на этой койке и понимать, что натворил, ты будешь проклинать себя, и никогда у тебя не будет нового начала. И это справедливо!!!! По трубкам переливается кровь с кислотно-зеленой жидкостью…. Нет у тебя ничего своего!!!! Эта красная кровь с эритроцитами, переносящими в белке соединения железа – собственность бывшей планеты Земля! Это планета дала тебе кровь, которую ты какой только отравой не гадил, это планета дала тебе смазливую мордашку, благодаря которой ты обманывал и ломал жизни многим вполне благородным девушкам, которые, лежа под тобой, отказывались от своей судьбы. Ты был с самого начала всем балован для того, чтобы вчера проявить геройство, отвергнуть все то, чем ты и так безвременно наслаждался всю жизнь, во имя великого подвига. И теперь ты смотришь как обиженный ребенок мне в глаза, пытаясь меня разжалобить немым вопросом: « Что со мной, за что?» Убирайся с глаз моих, меня от тебя тошнит! И хорошо, что твоя умершая мать не видит тебя сейчас.
Больничная палата. Необыкновенно красивая девушка делает аборт, а ребенок внутри нее стучит кулачками о стенки живота и умоляюще кричит: « Мама, мамулечка, не надо! Не надо! Если ты меня оставишь, он женится на тебе!» « Как я могла быть так глупа, связаться с этим пацаном. Но я не намерена воспитывать ребенка одна, сидя на куске хлеба, как моя мать. Я хочу хорошо жить, и я так решила», - с ненавистью думает девушка, изгоняя из себя зародившуюся жизнь. « Мама, мамочка, не надо, мы будем счастливы, я люблю тебя, мама, я хочу жить. Это мой единственный шанс – подари мне жизнь!», - слезно просил малыш, пока не превратился в серо-синий маленький трупик. Брр… ужас.
Медицинские лампы мигают и гаснут во мраке. Под ними мы рождаемся, под ними умираем, под ними впадаем в забытье во время операции. И самое первое, что видит новорожденный – ее яркий свет. И если захочешь вспомнить, с какого ощущения началась твоя жизнь – посмотри на лампу. Если от тебя отреклась мать, которую ты никогда не видел, посмотри на медицинскую лампу – ее электрический свет принял тебя, признал твое право на жизнь, впустил тебя в человечество. Если тебе ампутируют ноги, засыпая под наркозом, смотри на медицинскую лампу: она пропустила тебя в жизнь, она продлит ее. И когда ты лежишь на смертном одре – ничего не бойся, смотри на медицинскую лампу: она такая же, как восемьдесят лет назад. Помнишь – это первое, что ты видел. С чего все началось – на том и закончится. Не горюй, когда-нибудь увидишь снова старую добрую медицинскую лампу, и все начнется сначала.
Центр Москвы. Все в панике эвакуируются, большинство прячется в подземные бункеры, включая меня. Уже пребывая в укрытии, я вспоминаю, что забыла свою сумку с провиантом. Кто знает, может, придется сидеть здесь целую неделю. Я выбираюсь на поверхность и тут же жалею об этом: огромная волна, выше домов, до самых облаков, ползет на меня. И я понимаю, что с этой толщей никак нельзя совладать, тем более что она уже заворачивается над моей головой, готовясь раздавить меня всей тяжестью планетарных вод. И нужна мне была эта еда? Лучше умереть от голода, чем в таких мучениях, что предстоят мне сейчас. Некуда бежать, ведь все, что я вижу – перекатывающаяся внутри себя бездна. И, глядя на появившуюся у границы образования облаков морскую пену, я прошу только об одном – чтобы все быстрее закончилось. Только я приготовилась принять на себя гигантский стихийный удар, как мою сущность стало быстро поднимать вверх сквозь эфемерные белоснежные облака. И в этот момент я поняла – вот самое высшее проявление любви, которое только может быть в жизни, - вырвать жертву за секунду до смерти из опасности. Чей-то голос сказал мне: « Не переживай насчет своего тела, с ним все будет в порядке, только не спрашивай, почему. Ты продолжишь жить, а пока смотри: это девять уровней страданий, ты пребываешь сейчас в середине последнего. Скоро оно закончится, и твоя жизнь далее будет радостной и беззаботной». « Надо же », - подумала я, глядя на разноцветные блоки, - « мне казалось, их всего семь». « Смотри, видишь тех двоих парней, что барахтаются в воде на уровне крыш высотных домов? Их жизни исчерпали себя, их существование теперь бессмысленно, так что мы их заодно насовсем заберем на небо, как бы между прочим, как раз сейчас потоп». Я очнулась в офисе и увидела, как наползает вода за окном, предупредила всех сотрудников и выбежала со всеми на крышу. Что мне еще остается делать, как плыть на поверхности воды? Моей жизни ничего не может угрожать, а вода когда-нибудь уйдет…. Либо мы, оставшиеся люди, придумаем, как жить в воде либо на воде.
8
Утро разбудило меня раньше, чем будильник. Игорь пил на кухне кофе. Он улыбнулся, услышав мои шаги.
- Доброе утро, сладкая. Как спалось?
- Долго не могла уснуть.
- Я не знаю, правильно ли это, но я должен сказать тебе… я думаю, что ты именно та, кого я всегда искал. Я тебя совсем не знаю… и знаю о тебе абсолютно все, - замялся Игорь, потом помолчал и обнял меня. - Я хочу, чтобы мы были вместе всегда.
- Я то же самое подумала вчера о тебе, - ответила я и тут же прикусила язык, боясь сказать лишнее, боясь все испортить.
Почему, почему нельзя сразу сказать все то, что думаешь, Игорь? Если бы не ты, мою лодку точно бы снесло с глади свободной молодости в пещеру к уродливым призракам неполноценной жизни и ограниченного сознания. Ты поднимаешь со дна и не даешь улететь слишком высоко. Зная, что ты есть на свете, я могу ничего не бояться, особенно когда ты рядом. И рядом с тобой я сделаю то, что давно хотела: стану высокой, чистой, несокрушимо звучащей сквозь все препятствия жизни нотой. Так же, как ты. Как же мучительно долго я бороздила океан жизни, никогда не видя берега, постоянно меняла направление, не доверяя неверному компасу, спорящему с Полярной звездой. Стань же моим берегом, Игорь. Научи меня летать, пусть у меня сломаны крылья, но я устала ползать. Но не протягивай мне руку помощи - это унизительно. Лучше покажи мне, кто ты, и я сама стану, подобно тебе, живым неугасимым огнем.
И даже если завтра наступит ядерная зима, рядом с тобой это будет лучший рассвет в моей жизни, согретый твоим взглядом и теплом нежных рук. Сколько жизней я готова была прожить, через сколько всего пройти, чтобы в одно мгновение в одной из этих жизней проснуться с тобой. Я ждала тебя, Игорь, во вселенской пустоте, я ждала тебя среди ржавых марсианских песков, молясь уже не зная чему на коленях перед полуразрушенным марсианским сфинксом; я, истекая кровью, ползла через эпохи под древними стрелами и под огнем 1942 года, меня травили слуги и насмерть избивали господа, мне поклонялись и дорожили мной больше жизни целого государства и меня резали сатанисты на алтаре. И теперь я здесь, и я узнала тебя. Главное, что мы проснулись в одной постели, а все остальное когда-нибудь сложится.
Сейчас мы вместе. И даже если мы всю жизнь будем вместе, что будет потом? Ничего или все новое, все не то, все не ты…. Тогда зачем что-то обещать друг другу, ведь когда-нибудь не станет ни тебя, ни меня. Да, хорошо все, что было, но вспомнишь ли ты в далеком «потом» не только мое лицо, но и сам себя? Воспоминание – это символическая татуировка принадлежности к чему-то.
Знаешь, а ведь мы всегда были вместе, просто наши пути пересеклись в самую подходящую для этого минуту. И когда-нибудь мы уплывем к новым берегам на большие расстояния друг от друга, по прежнему не расставаясь друг с другом в той точке, где прошлое, настоящее и будущее – одно «сейчас», а моя душа в твоей как инь-янь, чьи противоположности постоянно перетекают друг в друга под поручительством вечности. Где я – пустота, что исчезает, оставляя абсолютное «ничего», и в т�� же время слишком явно существует незыблемо. Где ты для меня, а я для тебя – как экстренный запас воздуха, как религия в хаосе, как представление о небе в подземных лагерях. Мы не знаем, что будет дальше, но среди всех миров и пространственно-временных систем я остаюсь с тобой. Верь мне. А сейчас… просто дыши со мной.
Когда-нибудь мы расстанемся, и время постепенно сотрет твое лицо из моей памяти. Но внутри своей сущности и где-то эфемерно вовне я буду ощущать твое присутствие. Всегда. И я хочу чувствовать тебя таким, каким хочу тебя знать, а именно без твоих прошлых и будущих поступков. Это как религия двух людей в их собственном отдельном мире, которые знали, что Бог – это все, что есть, и не творили себе иных богов.
Скажи мне, почему мы должны, мы обязаны сыграть именно эти роли в своем будущем? Но…. я знаю ответ так же, как и ты: бытие в любых мирах – движение вперед. На все своя, никому ничем не обязанная, правда. И все, о чем я тебя буду неосознанно просить всегда – одно лишь слово: «Останься…»
Я, Мария - идея. Ты не знаешь меня настоящую, переосмыслив меня по внешним признакам. Тебе нравится, как я выгляжу в этом столетии? Но моя обнаженная душа гораздо красивее. Эта одежда делает меня неуклюжей и полнит. А я сердцем вижу тебя в первозданном виде, ты прекрасен. Конечно, кое-где грязь прошлого, но кто бы ни испачкался, ступив сюда? Жаль, ты не можешь увидеть меня такой, какой бы мне хотелось выглядеть. Что ж, ты любуешься моим телом и у меня иногда получается обнажать перед тобой сантиметры своей души. Знаешь, а меня это вполне устраивает. Ты оставил на мне свои отпечатки: незнакомый запах моих же волос, волны счастья, успокаивающие сердце, ощущение судьбы. Каждое рождение, каждый вздох, каждая смерть снова отдаются в моих твердых шагах. Мое прошлое пришло, посмотрело на меня, хотело огрызнуться, да сказать нечего. И теперь я могу сказать: «Да, это МОЯ жизнь, МОЯ история». Благодаря тебе, Игорь. Мир стареет, ты стареешь, и я теперь буду стареть вместе с тобой.
И произнося твое имя, Игорь, я останавливаю время, я пронзаю тишину в глубинах всех миров, я создаю вселенную в вакууме, вселенную не MG 025675, как называют астрономы открытые галактики, а конкретный мир «Игорь Яковлев», с безграничным содержанием, понятным лишь мне одной. Игорь…. Словно лавины низвергаются с Эвереста в бездну, вулканы лавой выжигают все континенты, цунами поднимается до самых облаков, две планеты начинают свой путь к неминуемому столкновению, чтобы разбиться на глазах у бесконечного протяжения световых лет, послание с другого конца космоса впервые поступает на датчики землян, магнитные полюса меняются местами, небо, усыпанное алмазами, раскладывает свет на спектр, придавая обыденному миру тот вид, который не смогли бы придумать изощреннейшие фантасты. И это все ты, именно ты и только ты.
А знаешь, что я только что вспомнила? Завтрашний день, похожий на тебя…. Я люблю тебя.
***
Я никогда не забуду этот длинный, запутанный, местами глупый и непонятный, но полный сокрытой мудрости сон – жизнь. Проходят десятилетия, а он все тянется, не выпускает меня. Но когда в этот сон приходит тот, кого ты любишь, кто близок тебе, душа расправляет крылья, ты наслаждаешься задуманным для всех, подобных тебе, миром и даришь его близкому. А когда вы проснетесь вместе на белых облаках, он скажет: «Спасибо, что узнала меня на Земле, сохранила и скрасила пасмурные дни». Позже проснется другой человек со словами: «Спасибо, что отпустила, предоставив право выбрать себе жизнь и путь. Я часто думал о тебе». «А помнишь, ты боялась, что я перестала существовать», - засмеется Лера. « Надо было тебя послушать, я столько времени потеряла зря»…. «Вера еще спит, помоги мне убедить ее позже, что я не мог поступить иначе. Эти ребята должны были остаться там…»
И миллионы лет спустя все мы будем смотреть, как выбрасывают наши старые ясли, из которых мы выросли: как Солнце поглотит Землю. Эх, что мы только не вытворяли на этой планете!!! Но мы здесь и учились: сначала быть человеком, потом быть богом, причем в последнем за бесчисленное количество раундов так особо и не преуспели….
