Раньше - наедине - как зверь,
Не ручной совсем,
дикий-дикий:
«Не подходи близко», «не ложись рядом», «не тронь меня»
- стоял шорох тихий.
Не человек – сплошные углы,
То копьем-локтем прилетит,
То коленкой, хотя малы
И колени, и локти…
Даже лоб и тот дрался,
Бодался
То в губы, то в зубы,
То виском в висок.
Дрался прямо, дрался наискосок.
Ненарочно, конечно.
Потом пообвыкся зверь:
«Что ты делаешь? Гладишь?
Ну, гладь» - говорит теперь, -
«Вроде даже не страшно.
Совсем не страшно, гладь еще».
Жесткая шерсть поистерлась,
Оголилась кожа, стала чувствовать что-то…
«Гладь еще» - разрешаю.
«Погладь» - прошу.
Придвигаюсь ближе,
Поворачиваюсь спиной,
Доверяюсь.
«Ой,
Не щекотай, просто гладь».
Теперь без рук не могу,
Под одеялом руки ищу,
Берусь за руки, держусь за руки.
Совсем ручной зверь теперь…
Нынче, задевая локтем, сквозь сон тянусь и целую,
«Прости» - шепчу.
«Гладь! Гладь! Гладь!» - требую.
А самое удивительное –
глажу в ответ…
