На что, говорю, мне
бессонное слово сырое,
деревья косматые,
меркнущий голос сыновний,
дома холостые под плотной,
обугленной тенью,
нескладная память
весомых, скупых сновидений?
На то, стало быть,
чтобы этим навек захлебнуться,
смирённым прослыть,
глубиной одолённым безумцем,
за формой предметов иной
наблюдать раболепно
и в глас облекать
суть цветения, глины и пепла.
Чтоб, кров раскроив,
опознать горемычную утварь
и в марево выскочить
нового красного утра,
из грёз, что страшат одинокой,
безмолвной бедою -
к домам и деревьям,
что желтой звездою ведомы.
