Она была во всем права

Она была во всем права -

И даже в том, что сделала.

А он сидел, дышал едва,

И были губы белые.

И были черные глаза,

И были руки синие.

И были черные глаза

Пустынными пустынями.
Пустынный двор жестоких лет,

Пустырь, фонарь и улица.

И переулок, как скелет,

И дом подъездом жмурится.

И музыка ее шагов

Схлестнулась с подворотнею,

И музыка ее шагов -

Таблеткой приворотною.
И стала пятаком луна,

Подруга полумесяца,

Когда потом ушла она,

А он решил повеситься.

И шантажом гремела ночь,

Улыбочкой приправленным.

И шантажом гремела ночь

И пустырем отравленным.
И лестью падала трава,

И местью встала выросшей.

И ото всех его бравад

Остался лишь пупырышек.

Сезон прошел, прошел другой -

И снова снег на паперти.

Сезон прошел, прошел другой -

Звенит бубенчик капелькой.
И заоконная метель,

И лампа - желтой дынею.

А он все пел, все пел, все пел,

Наказанный гордынею.

Наказан скупостью своей,

Устал себя оправдывать.

Наказан скупостью своей

И страхом перед правдою.
Устал считать улыбку злом,

А доброту - смущением.

Устал считать себя козлом

Любого отпущения.

Двенадцать падает. Пора!

Дорога в темень шастает.

Двенадцать падает. Пора!

Забудь меня, глазастого!