полнолуние и поезд
нас оставили в дозорных
напои меня пуэром —
самым горьким,
самым чёрным.
ни доверия, ни веры
не оставили дозорным —
только пресные эклеры,
да клеёнчатые шторы.
только потные подмышки,
чьи-то ноги у прохода,
и мерцающие ногти
у вершины небосвода.
полнолуние и поезд;
одеяло шерстяное.
кто-то должен этой ночью
разговаривать с луною,
затеняя безоружных
искривлённою спиною.
а дыхание снаружи —
землянично-
земляное,
и болотными огнями
путь подсвечен между точек:
фиолетовое пламя
между спин зелёных кочек —
между спин болотных леших
и кикимор придорожных;
земляничный воздух нежно
обволакивает кожу.
покачнёшься, засыпая —
подливаю в чашки воду;
у окошка, как больная,
дышишь лесом и свободой.
каково, очнувшись утром,
не суметь поверить в то, что
до утра шептала сутры
отражению в окошке?
