Мы с Мишкой так заигрались в хоккей, что совсем забыли, на каком мы находимся свете, и когда спросили одного проходящего мимо дяденьку, который час, он нам сказал:
- Ровно два.
Мы с Мишкой прямо за голову схватились.
Два часа!
Каких-нибудь пять минут поиграли, а уже два часа!
Ведь это же ужас!
Мы же в школу опоздали!
Я подхватил портфель и закричал:
- Бегом давай,
Мишка!
И мы полетели, как молнии.
Но очень скоро устали и пошли шагом.
Мишка сказал:
- Не торопись, теперь уже все равно опоздали.
Я говорю:
- Ох, влетит...
Родителей вызовут!
Ведь без уважительной же причины.
Мишка говорит:
- Надо ее придумать.
А то на совет отряда вызовут.
Давай выдумаем поскорее!
Я говорю:
- Давай скажем, что у нас заболели зубы и что мы ходили их вырывать.
Но Мишка только фыркнул:
- У обоих сразу заболели, да?
Хором заболели!..
Нет, так не бывает.
И потом: если мы их рвали, то где же дырки?
Я говорю:
- Что же делать?
Прямо не знаю...
Ой, вызовут на совет и родителей пригласят!..
Слушай, знаешь что?
Надо придумать что-нибудь интересное и храброе, чтобы нас еще и похвалили за опоздание, понял?
Мишка говорит:
- Это как?
- Ну, например, выдумаем, что где-нибудь был пожар, а мы как будто ребенка из этого пожара вытащили, понял?
Мишка обрадовался:
- Ага, понял!
Можно про пожар выдумать, а то еще лучше сказать, как будто лед на пруду проломился, и ребенок этот - бух!..
В воду упал!
А мы его вытащили...
Тоже красиво!
- Ну да, - говорю я, - правильно!
Но пожар все-таки лучше!
- Ну нет, - говорит Мишка, - именно что лопнувший пруд интереснее!
И мы с ним еще немножко поспорили, что интересней и храбрей, и не доспорили, а уже пришли к школе.
А в раздевалке наша гардеробщица тетя Паша вдруг говорит:
- Ты где это так оборвался,
Мишка?
У тебя весь воротник без пуговиц.
Нельзя таким чучелом в класс являться.
Все равно уж ты опоздал, давай хоть пуговицы-то пришью!
Вон у меня их целая коробка.
А ты,
Дениска, иди в класс, нечего тебе тут торчать!
Я сказал Мишке:
- Ты поскорее тут шевелись, а то мне одному, что ли, отдуваться?
Но тетя Паша шуганула меня:
- Иди, иди, а он за тобой!
Марш!
И вот я тихонько приоткрыл дверь нашего класса, просунул голову, и вижу весь класс, и слышу, как Раиса Ивановна диктует по книжке:
-
Птенцы пищат...»
А у доски стоит Валерка и выписывает корявыми буквами:
Птенцы пестчат...»
Я не выдержал и рассмеялся, а Раиса Ивановна подняла глаза и увидела меня.
Я сразу сказал:
- Можно войти,
Раиса Ивановна?
- Ах, это ты,
Дениска, - сказала Раиса Ивановна. - Что ж, входи!
Интересно, где это ты пропадал?
Я вошел в класс и остановился у шкафа.
Раиса Ивановна вгляделась в меня и прямо ахнула:
- Что у тебя за вид?
Где это ты так извалялся?
А?
Отвечай толком!
А я еще ничего не придумал и не могу толком отвечать, а так, говорю что попало, все подряд, только чтобы время протянуть:
- Я,
Раиса Иванна, не один...
Вдвоем мы, вместе с Мишкой...
Вот оно как.
Ого!..
Ну и дела.
Так и так!
И так далее.
А Раиса Ивановна:
- Что-что?
Ты успокойся, говори помедленней, а то непонятно!
Что случилось?
Где вы были?
Да говори же!
А я совсем не знаю, что говорить.
А надо говорить.
А что будешь говорить, когда нечего говорить?
Вот я и говорю:
- Мы с Мишкой.
Да.
Вот...
Шли себе и шли.
Никого не трогали.
Мы в школу шли, чтоб не опоздать.
И вдруг такое!
Такое дело,
Раиса Ивановна, прямо ох-хо-хо!
Ух ты!
Ай-яй-яй.
Тут все в классе рассмеялись и загалдели.
Особенно громко - Валерка.
Потому что он уже давно предчувствовал двойку за своих «птенцов».
А тут урок остановился, и можно смотреть на меня и хохотать.
Он прямо покатывался.
Но Раиса Ивановна быстро прекратила этот базар.
- Тише, - сказала она, - дайте разобраться!
Кораблев!
Отвечай, где вы были?
Где Миша?
А у меня в голове уже началось какое-то завихрение от всех этих приключений, и я ни с того ни с сего брякнул:
- Там пожар был!
И сразу все утихли.
А Раиса Ивановна побледнела и говорит:
- Где пожар?
А я:
- Возле нас.
Во дворе.
Во флигеле.
Дым валит - прямо клубами.
А мы идем с Мишкой мимо этого... как его... мимо черного хода!
А дверь этого хода кто-то доской снаружи припер.
Вот.
А мы идем!
А оттуда, значит, дым!
И кто-то пищит.
Задыхается.
Ну, мы доску отняли, а там маленькая девочка.
Плачет.
Задыхается.
Ну, мы ее за руки, за ноги - спасли.
А тут ее мама прибегает, говорит:
Как ваша фамилия, мальчики?
Я про вас в газету благодарность напишу».
А мы с Мишкой говорим:
Что вы, какая может быть благодарность за эту пустяковую девчонку!
Не стоит благодарности.
Мы скромные ребята».
Вот.
И мы ушли с Мишкой.
Можно сесть,
Раиса Ивановна?
Она встала из-за стола и подошла ко мне.
Глаза у нее были серьезные и счастливые.
Она сказала:
- Как это хорошо!
Очень, очень рада, что вы с Мишей такие молодцы!
Иди садись.
Сядь.
Посиди...
И я видел, что она прямо хочет меня погладить или даже поцеловать.
И мне от всего этого не очень-то весело стало.
И я пошел потихоньку на свое место, и весь класс смотрел на меня, как будто я и вправду сотворил что-то особенное.
И на душе у меня скребли кошки.
Но в это время дверь распахнулась, и на пороге показался Мишка.
Все повернулись и стали смотреть на него.
А Раиса Ивановна обрадовалась.
- Входи, - сказала она, - входи,
Мишук, садись.
Сядь.
Посиди.
Успокойся.
Ты ведь, конечно, тоже переволновался.
- Еще как! - говорит Мишка. - Боялся, что вы заругаетесь.
- Ну, раз у тебя уважительная причина, - говорит Раиса Ивановна, - ты мог не волноваться.
Все-таки вы с Дениской человека спасли.
Не каждый день такое бывает.
Мишка даже рот разинул.
Он, видно, совершенно забыл, о чем мы с ним говорили.
- Ч-ч-человека? - говорит Мишка и даже заикается. - С...с...спасли?
А кк...кк...кто спас?
Тут я понял, что Мишка сейчас все испортит.
И я решил ему помочь, чтобы натолкнуть его и чтобы он вспомнил, и так ласковенько ему улыбнулся и говорю:
- Ничего не поделаешь,
Мишка, брось притворяться...
Я уже все рассказал!
И сам в это время делаю ему глаза со значением: что я уже все наврал и чтобы он не подвел!
И я ему подмигиваю, уже прямо двумя глазами, и вдруг вижу - он вспомнил!
И сразу догадался, что надо делать дальше!
Вот наш милый Мишенька глазки опустил, как самый скромный на свете маменькин сынок, и таким противным, приличным голоском говорит.
- Ну зачем ты это!
Ерунда какая...
И даже покраснел, как настоящий артист.
Ай да Мишка!
Я прямо не ожидал от него такой прыти.
А он сел за парту как ни в чем не бывало и давай тетради раскладывать.
И все на него смотрели с уважением, и я тоже.
И наверно, этим дело бы и кончилось.
Но тут черт все-таки дернул Мишку за язык, он огляделся вокруг и ни с того ни с сего сказал:
- А он вовсе не тяжелый был.
Кило десять - пятнадцать, не больше...
Раиса Ивановна говорит:
- Кто?
Кто не тяжелый, кило десять - пятнадцать?
- Да мальчишка этот.
- Какой мальчишка?
- Да которого мы из-подо льда вытащили...
- Ты что-то путаешь, - говорит Раиса Ивановна, - ведь это была девочка!
И потом, откуда там лед?
А Мишка гнет свое:
- Как - откуда лед?
Зима, вот и лед!
Все Чистые пруды замерзли.
А мы с Дениской идем, слышим - кто-то из проруби кричит.
Барахтается и пищит.
Карабкается.
Бултыхается и хватается руками.
Ну, а лед что?
Лед, конечно, обламывается!
Ну, мы с Дениской подползли, этого мальчишку за руки, за ноги - и на берег.
Ну, тут дедушка его прибежал, давай слезы лить...
Я уже ничего не мог поделать:
Мишка врал как по писаному, еще лучше меня.
А в классе уже все догадались, что он врет и что я тоже врал, и после каждого Мишкиного слова все покатывались, а я ему делал знаки, чтобы замолчал и перестал врать, потому что он не то врал, что нужно, но куда там!
Мишка никаких знаков не замечал и заливался соловьем:
- Ну, тут дедушка нам говорит:
Сейчас я вам именные часы подарю за этого мальчишку».
А мы говорим:
Не надо, мы скромные ребята!»
Я не выдержал и крикнул:
- Только это был пожар!
Мишка перепутал!
- Ты что, рехнулся, что ли?
Какой может быть в проруби пожар?
Это ты все позабыл.
А в классе все падают в обморок от хохота, просто помирают.
Раиса Ивановна ка-ак хлопнет по столу!
Все замолчали.
А Мишка так и остался стоять с открытым ртом.
Раиса Ивановна говорит:
- Как не стыдно врать!
Какой позор!
И я-то их считала хорошими ребятами!..
Продолжаем урок.
И все сразу перестали на нас смотреть.
И в классе было тихо и как-то скучно.
И я написал Мишке записку:
Вот видишь, надо было говорить правду!»
А он прислал ответ:
Ну конечно!
Или говорить правду, или получше сговариваться».
