Пожар во флигеле или подвиг во льдах

Мы с Мишкой так заигрались в хоккей, что совсем забыли, на каком мы находимся свете, и когда спросили одного проходящего мимо дяденьку, который час, он нам сказал:
- Ровно два.
Мы с Мишкой прямо за голову схватились.

Два часа!

Каких-нибудь пять минут поиграли, а уже два часа!

Ведь это же ужас!

Мы же в школу опоздали!

Я подхватил портфель и закричал:
- Бегом давай,

Мишка!
И мы полетели, как молнии.

Но очень скоро устали и пошли шагом.
Мишка сказал:
- Не торопись, теперь уже все равно опоздали.
Я говорю:
- Ох, влетит...

Родителей вызовут!

Ведь без уважительной же причины.
Мишка говорит:
- Надо ее придумать.

А то на совет отряда вызовут.

Давай выдумаем поскорее!
Я говорю:
- Давай скажем, что у нас заболели зубы и что мы ходили их вырывать.
Но Мишка только фыркнул:
- У обоих сразу заболели, да?

Хором заболели!..

Нет, так не бывает.

И потом: если мы их рвали, то где же дырки?
Я говорю:
- Что же делать?

Прямо не знаю...

Ой, вызовут на совет и родителей пригласят!..

Слушай, знаешь что?

Надо придумать что-нибудь интересное и храброе, чтобы нас еще и похвалили за опоздание, понял?
Мишка говорит:
- Это как?
- Ну, например, выдумаем, что где-нибудь был пожар, а мы как будто ребенка из этого пожара вытащили, понял?
Мишка обрадовался:
- Ага, понял!

Можно про пожар выдумать, а то еще лучше сказать, как будто лед на пруду проломился, и ребенок этот - бух!..

В воду упал!

А мы его вытащили...

Тоже красиво!
- Ну да, - говорю я, - правильно!

Но пожар все-таки лучше!
- Ну нет, - говорит Мишка, - именно что лопнувший пруд интереснее!
И мы с ним еще немножко поспорили, что интересней и храбрей, и не доспорили, а уже пришли к школе.

А в раздевалке наша гардеробщица тетя Паша вдруг говорит:
- Ты где это так оборвался,

Мишка?

У тебя весь воротник без пуговиц.

Нельзя таким чучелом в класс являться.

Все равно уж ты опоздал, давай хоть пуговицы-то пришью!

Вон у меня их целая коробка.

А ты,

Дениска, иди в класс, нечего тебе тут торчать!
Я сказал Мишке:
- Ты поскорее тут шевелись, а то мне одному, что ли, отдуваться?
Но тетя Паша шуганула меня:
- Иди, иди, а он за тобой!

Марш!
И вот я тихонько приоткрыл дверь нашего класса, просунул голову, и вижу весь класс, и слышу, как Раиса Ивановна диктует по книжке:
-

Птенцы пищат...»
А у доски стоит Валерка и выписывает корявыми буквами:
Птенцы пестчат...»
Я не выдержал и рассмеялся, а Раиса Ивановна подняла глаза и увидела меня.

Я сразу сказал:
- Можно войти,

Раиса Ивановна?
- Ах, это ты,

Дениска, - сказала Раиса Ивановна. - Что ж, входи!

Интересно, где это ты пропадал?
Я вошел в класс и остановился у шкафа.

Раиса Ивановна вгляделась в меня и прямо ахнула:
- Что у тебя за вид?

Где это ты так извалялся?

А?

Отвечай толком!
А я еще ничего не придумал и не могу толком отвечать, а так, говорю что попало, все подряд, только чтобы время протянуть:
- Я,

Раиса Иванна, не один...

Вдвоем мы, вместе с Мишкой...

Вот оно как.

Ого!..

Ну и дела.

Так и так!

И так далее.
А Раиса Ивановна:
- Что-что?

Ты успокойся, говори помедленней, а то непонятно!

Что случилось?

Где вы были?

Да говори же!
А я совсем не знаю, что говорить.

А надо говорить.

А что будешь говорить, когда нечего говорить?

Вот я и говорю:
- Мы с Мишкой.

Да.

Вот...

Шли себе и шли.

Никого не трогали.

Мы в школу шли, чтоб не опоздать.

И вдруг такое!

Такое дело,

Раиса Ивановна, прямо ох-хо-хо!

Ух ты!

Ай-яй-яй.
Тут все в классе рассмеялись и загалдели.

Особенно громко - Валерка.

Потому что он уже давно предчувствовал двойку за своих «птенцов».

А тут урок остановился, и можно смотреть на меня и хохотать.

Он прямо покатывался.

Но Раиса Ивановна быстро прекратила этот базар.
- Тише, - сказала она, - дайте разобраться!

Кораблев!

Отвечай, где вы были?

Где Миша?
А у меня в голове уже началось какое-то завихрение от всех этих приключений, и я ни с того ни с сего брякнул:
- Там пожар был!
И сразу все утихли.

А Раиса Ивановна побледнела и говорит:
- Где пожар?
А я:
- Возле нас.

Во дворе.

Во флигеле.

Дым валит - прямо клубами.

А мы идем с Мишкой мимо этого... как его... мимо черного хода!

А дверь этого хода кто-то доской снаружи припер.

Вот.

А мы идем!

А оттуда, значит, дым!

И кто-то пищит.

Задыхается.

Ну, мы доску отняли, а там маленькая девочка.

Плачет.

Задыхается.

Ну, мы ее за руки, за ноги - спасли.

А тут ее мама прибегает, говорит:

Как ваша фамилия, мальчики?

Я про вас в газету благодарность напишу».

А мы с Мишкой говорим:

Что вы, какая может быть благодарность за эту пустяковую девчонку!

Не стоит благодарности.

Мы скромные ребята».

Вот.

И мы ушли с Мишкой.

Можно сесть,

Раиса Ивановна?
Она встала из-за стола и подошла ко мне.

Глаза у нее были серьезные и счастливые.
Она сказала:
- Как это хорошо!

Очень, очень рада, что вы с Мишей такие молодцы!

Иди садись.

Сядь.

Посиди...
И я видел, что она прямо хочет меня погладить или даже поцеловать.

И мне от всего этого не очень-то весело стало.

И я пошел потихоньку на свое место, и весь класс смотрел на меня, как будто я и вправду сотворил что-то особенное.

И на душе у меня скребли кошки.

Но в это время дверь распахнулась, и на пороге показался Мишка.

Все повернулись и стали смотреть на него.

А Раиса Ивановна обрадовалась.
- Входи, - сказала она, - входи,

Мишук, садись.

Сядь.

Посиди.

Успокойся.

Ты ведь, конечно, тоже переволновался.
- Еще как! - говорит Мишка. - Боялся, что вы заругаетесь.
- Ну, раз у тебя уважительная причина, - говорит Раиса Ивановна, - ты мог не волноваться.

Все-таки вы с Дениской человека спасли.

Не каждый день такое бывает.
Мишка даже рот разинул.

Он, видно, совершенно забыл, о чем мы с ним говорили.
- Ч-ч-человека? - говорит Мишка и даже заикается. - С...с...спасли?

А кк...кк...кто спас?
Тут я понял, что Мишка сейчас все испортит.

И я решил ему помочь, чтобы натолкнуть его и чтобы он вспомнил, и так ласковенько ему улыбнулся и говорю:
- Ничего не поделаешь,

Мишка, брось притворяться...

Я уже все рассказал!
И сам в это время делаю ему глаза со значением: что я уже все наврал и чтобы он не подвел!

И я ему подмигиваю, уже прямо двумя глазами, и вдруг вижу - он вспомнил!

И сразу догадался, что надо делать дальше!

Вот наш милый Мишенька глазки опустил, как самый скромный на свете маменькин сынок, и таким противным, приличным голоском говорит.
- Ну зачем ты это!

Ерунда какая...
И даже покраснел, как настоящий артист.

Ай да Мишка!

Я прямо не ожидал от него такой прыти.

А он сел за парту как ни в чем не бывало и давай тетради раскладывать.

И все на него смотрели с уважением, и я тоже.

И наверно, этим дело бы и кончилось.

Но тут черт все-таки дернул Мишку за язык, он огляделся вокруг и ни с того ни с сего сказал:
- А он вовсе не тяжелый был.

Кило десять - пятнадцать, не больше...
Раиса Ивановна говорит:
- Кто?

Кто не тяжелый, кило десять - пятнадцать?
- Да мальчишка этот.
- Какой мальчишка?
- Да которого мы из-подо льда вытащили...
- Ты что-то путаешь, - говорит Раиса Ивановна, - ведь это была девочка!

И потом, откуда там лед?
А Мишка гнет свое:
- Как - откуда лед?

Зима, вот и лед!

Все Чистые пруды замерзли.

А мы с Дениской идем, слышим - кто-то из проруби кричит.

Барахтается и пищит.

Карабкается.

Бултыхается и хватается руками.

Ну, а лед что?

Лед, конечно, обламывается!

Ну, мы с Дениской подползли, этого мальчишку за руки, за ноги - и на берег.

Ну, тут дедушка его прибежал, давай слезы лить...
Я уже ничего не мог поделать:

Мишка врал как по писаному, еще лучше меня.

А в классе уже все догадались, что он врет и что я тоже врал, и после каждого Мишкиного слова все покатывались, а я ему делал знаки, чтобы замолчал и перестал врать, потому что он не то врал, что нужно, но куда там!

Мишка никаких знаков не замечал и заливался соловьем:
- Ну, тут дедушка нам говорит:

Сейчас я вам именные часы подарю за этого мальчишку».

А мы говорим:

Не надо, мы скромные ребята!»
Я не выдержал и крикнул:
- Только это был пожар!

Мишка перепутал!
- Ты что, рехнулся, что ли?

Какой может быть в проруби пожар?

Это ты все позабыл.
А в классе все падают в обморок от хохота, просто помирают.

Раиса Ивановна ка-ак хлопнет по столу!

Все замолчали.

А Мишка так и остался стоять с открытым ртом.
Раиса Ивановна говорит:
- Как не стыдно врать!

Какой позор!

И я-то их считала хорошими ребятами!..

Продолжаем урок.
И все сразу перестали на нас смотреть.

И в классе было тихо и как-то скучно.

И я написал Мишке записку:

Вот видишь, надо было говорить правду!»
А он прислал ответ:

Ну конечно!

Или говорить правду, или получше сговариваться».