Вечный пилигрим
Пустой и нищий, словно крыса у монахов
в подвалах и углах монастыря
я тише тени и уже не вижу знаков,
и свет свечи мне будто бы заря.
Быть в кельи разума навечно заточённым —
вот суть моя, мой стяг и мой удел.
Встают империи и рухнут. Обречённо
смотрю им вслед: я слаб, я не у дел.
Моя дорога нелегка, испорчен компас,
единственная карта сожжена,
за множеством личин скрываю возраст,
но чашу должен я испить до дна.
Чужая тень
Сижу один.;
Из дома ни ногой
который день.;
Напротив на стене
чужая тень;
скрутилась запятой
и шепчет мне,;
что надо быть смирней,;
скромней, извне;
не брать ни мысли, не;
желать, не пить;
и не любить, седеть,
дряхлеть, не быть,;
и не роптать, и не
надеяться:;
рисунки на воде
не держатся.
Чужая тень твердит:
«Ну что же ты.;
О большем не мечтай,
сожги мосты,;
зашейся в серый быт,
сиди, молчи,;
глотай прогорклый чай.
Неизлечи-
мо болен, слаб и глуп.
Ты должен стать;
моим, ты не жилец.
Ну что опять?;
Ведь ты хрипящий труп,
а я тебе;
жена, мать и отец!»
Конец, рубеж.;
Мандраж прошёл. Уж день
сочится сквозь;
окно. Ушла мигрень.
Но где мой гость?;
Стоит всё там же, где;
стоял. За мной;
ночник. Напротив — тень.
Шоссе в никуда
Петляя, шоссе в никуда
проходит сквозь гаснущий вечер.
Всадник, устав от седла,
замрёт в ожидании встречи.
Поздно, тревожно. Часы
в дыму сигареты
уносятся прочь.
Ветер на две полосы,
тени, кюветы
и пыльная ночь.
___________
Покосившийся дом
с самодельным замком
на шоссе в никуда.
Шум колёс будто стон
поздней ночью и днём,
и гудят провода,
и кричат,
будто врут,
и скользят,
и бегут
в никуда
провода
приведут
в город серых камней
и прозрачных людей
в город замкнутых стен,
в год пропущенных дней,
незаконченных дел
и закрытых дверей.
Моё поколение
Здесь мораль словно крот слепа,
здесь из каждой груди рвётся крик,
режет руки блесной судьба,
да за каждым углом ждёт тупик.
Красноречия цель обман:
переврать и поставить вверх дном.
Каждый видит чужой изъян,
лицемерно забыв о своём.
Добродушие как порок,
человечность — черта слабаков.
Все бегут, все валятся с ног:
снять все сливки, собрать весь улов.
Мракобесие — вот мотор
изменений на стыке эпох.
Нам в глаза только пыль и сор,
в каждом жесте мы видим подвох.
За весельем скрываем боль,
за бравадой мы прячем наш страх.
Каждый тянет чужую роль,
запинаясь, теряясь в словах.
Нам четыре стены — весь мир,
гордо встать не даёт потолок.
Мы прозрачны почти до дыр,
мы живём не сегодня, а впрок.
