Когда харкает вечер белой жижей
Кривых и ржавых редких фонарей,
Я вновь знакомый сон как будто вижу,
Желая пробудиться поскорей.
Но счастье пробужденья – тот же призрак,
Что долго-долго плавил простыню,
Варил свой яд, летал и был так близок,
Как женщина, присевшая к огню.
Он слал сигналы слабости и страха –
Но не того, что трусостью зовут –
А быстрого и точного замаха
Стального избавления от пут.
А в зеркале плясала тень огарка,
И музыка чуть слышно в дверь скреблась.
И за окном слоились пятна парка,
И это было, словно чья-то власть
Над всем, что ждет последнего ответа
И, не дождавшись, смотрит прямо вниз,
Но там огонь совсем другого цвета
И на границе там не нужно виз…
Стояла ночь. Стоял цветок в стакане.
Стоял февраль. И стыли пальцы от
Стальных перил, написанных мазками
На грубом полотне, смотрящем в сад.
А он травил, проклятый призрак ночи,
И было все труднее распознать,
Где явь, где сон, а где и просто мочи
Нести не хватит выбранную кладь…
Вот так и жду, как страшного удара,
Когда наступит вечер, чтоб опять
Прелюдией мучения и жара
Предстала моя сонная кровать.
