Таинственного и иностранного консультанта (каким его знали: Иванушка Бездомный, Мастер, да и вся советская Москва), лет так семьдесят ничто не веселило.
Даже знаменитая и кружащаяся вокруг него свита уже порядком ему наскучила.
Он как прежде сидел в полумраке, на своём величественном троне, ибо категорически не одобрял электрического освещения; перед ним было изобилие всякой еды, стоял неизменно кубок, наполненный изысканным вином,
к которому он так же утратил интерес, пылал мраморный камин, охраняемый верными, но грозными львами.
И вот, он сидит, наполовину освещённый мерцанием свечей и вздыхая произносит:
— М-да... как же всё надоело!
— Но мессир! — начал было возражать Бегемот, но вдруг почувствовал на своей любименькой шкурке острые когти Геллы, после чего, как настоящий порядочный джентльмен, был вынужден заткнуться.
— Ну-с, мои дорогие, что на сей раз мне расскажите?! — обратился к ним Воланд, сверкнув левым зелёным глазом.
— Ничего хорошего, мессир! — отшатнувшись от Геллы воскликнул Бегемот.
— Увы, он прав... — подтвердил его вечный спутник Коровьев. — Никто с нами больше не считается... взять хотя бы тех же религиозных фанатиков. Как же они себя там называют?..
А, кажется вспомнил... они величают себя евангелистами! Вы бы видели, какой там сейчас разгул... Уверяю Вас, мессир, по сравнению с тем, что было семьдесят лет назад — это просто цветочки цветочные!
Тогда, во всяком случае, было понятно с чем мы имели дело, но теперь...
— Хотите сказать, что нам нашли замену?! — в недоумении возразил Воланд.
— К сожалению, это так... — продолжил рыжий и клыкастый Азазелло. — эти святоши торжествуют повсюду! Они возомнили себя избранными, которые всепременно должны восседать по правую руку от Создателя.
— Это просто возмутительно! И вообще, где мой браунинг?! — разрыдавшись прокричал Бегемот и выпил так полюбившийся им спирт.
— Ну, не убивайся так, дружок! Будь, как это говорится... оптимистом. — подвигая блюдце успокаивал его любезный Коровьев. — Вот, лучше селёдочкой закуси!
