Вот предисловье для завязки: …итак, мы выросли на сказке, где все счастливо жили-были и на пирах мед-пиво пили. Там слон скакал на тонких ножках, там мельник ерунду молол, там по неведомым дорожкам гуляла пара Цитамол, там некий богатырь - дебил охрану на стоянках бил, там анекдоты травит кот, и ступа с бабою живёт. Чудес там много, но у нас пойдёт совсем другой рассказ.
…Царевна грезила любвями, как полагалось светской даме. На вид лет тридцати от силы, всегда в прыщах, к тому ж косила на левый глазик слегонца, но ведь не воду пить с лица! Зато с утра художник – профи писал её то в фас, то в профиль.
Хоть на портретах тех едва ли друзья царевну узнавали, но каждый видел, что она немного головой больна: была бледна, почти не ела, журналы с принцами смотрела, вздыхала томно, а порой без сил лежала день – другой.
Отец, причин в упор не видя, наприглашал ей докторов, но те лечили - лишь для вида уколов девке поколов. Тогда царица-мать решила: пора убрать из филейной части шило! Природу вряд ли введешь в заблуждение – царевне замуж невтерпеж! И все к тому сводилось, чтобы вмешался в дело некий Глоба.
…Глоба, умник городской (славен был своей башкой!), стал горбатого лепить: мол, с лица не воду пить! Мол, раз ей, ядрена вошь, так уж замуж невтерпеж, то на весь крещеный мир нужно замутить турнир, зелья сонного ей дать, только прежде рассчитать, чтоб в себя пришла от зелья с поцелуя Елисея! А потом девицу чтоб положить в хрустальный гроб, и статью такую дать в зарубежную печать: мол, пожалте, женихи - и крутые, и лохи - ваше счастье испытать, нам законным зятем стать. И список – вплоть до эфиопов!
…А в те поры, сказать, Европа жила молвою из Рассеи о супер - мачо Елисее.
Рос Елисей богатырем: … и тут, …и тут, …и все при нем! И кроме, надобно учесть, не только тут, но даже здесь!
Парень рос (уж мы-то знаем!) откровенным раздолбаем: и повеса, и игрок, и учебой пренебрег. Вот стишки корябал – лихо: с матерком, с глагольной рифмой, так, что дамы от стишков на пол падали мешком.
Отец прощал любую шалость, ну, а когда уж не осталось на королевство – ни девицы, и он сказал: пора жениться! У нас, мол, дворик небольшой, и ни монеты за душой, дворец ветшает, наконец, и пусто в нем, ведь я – вдовец! Тебе женитьба бы к лицу, и мне приятно, как отцу. К тому ж, натюрлих, что «не гуд» и для здоровья этот блуд!
Витязь думою томится: «А не рано ли жениться? Не отсохла же пока богатырская рука! Да и где такую взять, чтоб со страстью, но не падшая женщина?»
Лишь подумал он про это, глядь – слуга несет газету. И на первой на странице – распрекрасная девица. Дескать, так-то, мол, и так, кажный прынц, кто не дурак, может счастья попытать и её расколдовать, только тот, кто не дурак, должен догадаться – как, но, конечно, не взасос! Пропадает девка! SOS! А приданого за ней – в банке тысяча рублей, трон (чуть царского пониже) и пол царства под Парижем.
Месяц звездочки посеял. Сон приснился Елисею: дом для публики. Чуть жив – он. Один за коллектив! А в прихожей-то, гляди ты – Генриетты да Кончиты и, ей богу не шучу, хором все: «Хочу! Хочу!». Наш пацан и так, и сяк, а не может и в кулак!
…Тут проснулся Елисей и на лошадь сразу сел. Первый скок, второй да третий, богатырь и не заметил – «Je ne mange pas» да «puke», номер «40» на руке. Через час, а может больше вышел претендент из Польши с кислой мордою лица, … и жених уж у крыльца!
Вот несет наш обалдуй свой лечебный поцелуй, где она, страшна на вид, лапки сложены – лежит. В зале – мебель из «Икеи», в два ряда стоят лакеи, ни одной свечи горящей, посреди – хрустальный «ящик», и, как будто с перепою, менестрели грустно воют: «Ты возьми ее отсель, королевич Елисей!».
… Вдруг какой-то луч шальной из-за шторы расписной лег царевне на лицо, мол, не торопись, кацо!
Жених воскликнул: «Боже мой!», - на лошадь снова – и домой! И даже двери на замок! И на неделю занемог!
… Уж отец и так, и сяк… Мол, вступи в фиктивный брак! Сколько ж мне тебя кормить? Ведь с лица не воду пить!
«Ша! – Елисей сказал, - папаня, пошли бы Вы с женитьбой в баню! Нашли, с кем мне связать судьбу, ведь я видал её в гробу! Да, я – наследник, так на кой мне сдался этот геморрой? Да лучше уж любить козла! Ну померла, так померла!».
Не померла царевна. Плачет, как будто уронила мячик, ногами по полу сучит и на родителей кричит. Двор в тоске, царица даже на балах без макияжа, царь – не бритый третий день и с жульеном в бороде.
Глоба снова покумекал…. Лишь петух прокукарекал – он к царю, мол, вот расклад: Елисею шах и мат!
В сказках всё на третий раз. В сказках, братцы! А у нас всё всерьез, не трали-вали: …имиджмейкера сыскали!
Тот уж мял царевну, мял, силиконом начинял, правил глаз и на прищип удалял с лица прыщи. Словом, сделал все, что мог, даже вдел кольцо в пупок!
Наш монарх тоскует. Вдруг раздается в двери стук, и ступает на порог… нет, ребята, не щенок! На порог ступает Он, Глобой купленный шпион. И, с поклоном: «Вери гуд, Штирли-сан меня зовут. Я принес Вам, айн момент, очень тайный документ про секретный операшн от противник против рашн. Это импортный злодей - иноземный чародей чары жуткие наслал, чакры – ауру сломал и от самой файной гёл Елисею глаз отвел до душевных колебаний. Вот портрет царевны в бане. Убедись и стар, и млад, не девица – сущий клад!»
Папа – сыну: «Так – растак! Всунуть девкам – ты мастак, а как в суть – так ни черта! Глянь, какая лепота!»
На торгу гудит народ: «Братцы, счастье! В рот компот! Обженился, наконец, наш по девкам молодец! Взял приданым, говорят, Елисейские поля и еще, как бонус – вах! - магазины в зеркалах!».
Вроде – счастье. Вроде – кайф. Но, как бочка дёгтя в лайф (может, это просто блуд, может – тоже колдовство!) - пробудилось естество у неё на «баловство»: каждый конюх «Very good!». Тут и сказочке капут! Елисею дальше жизнь – за трагедию, кажись!
Может, чуть сбивался слог – автор делал все, что мог, чтобы суть не упустить.
… А с листа – не воду пить!
