Священно дружество, о коль твой силен глас!
Под тяжким бременем недугов злых страдая,
В унынии души отрад не ожидая,
Уже я навсегда хотел забыть Парнас;
Уже не строил больше лиру,
Не воспевал на ней ни друга, ни Плениру;
Лишь только на нее взирая, воздыхал
И слезы из очей безмолвно проливал.
Но днесь твои, мой друг, приятнейшие строки,
Как будто животворны соки,
Влияли жар и силу вновь
В мою уже хладевшу кровь
И к Музе паки обратили,
С которою меня дни мрачны разлучили
Покорствуя тебе, долг дружества плачу,
Внемли: я петь стихи печальные хочу.
Божественным владевый даром,
Бессмертный Оссиан, высокий сей певец,
Дермида предал со Оскаром
Потомству дружбы в образец.
И в склонностях, и в летах равны,
Сии два друга были славны
Согласием их душ и мужеством равно;
Узнав их, всякий мнил, что сердце в них одно
В сражениях они друг друга защищали
И вместе лавры пожинали;
Примерной дружбы их узла
И самая любовь расторгнуть не могла.
Уллином в мир произведенна,
Комала, красотой небесной одаренна,
По смерти дней своих творца,
Который низложен Оскаровой рукою,
Была назначена судьбою
Пленить героев двух сердца.
Уже они клянут тот день, который славой
Их подвиг увенчал,
Когда толь сильный враг от их меча упал;
Уже, исполненны любовною отравой,
Во славе счастия не зрят
(Их счастие в любви, ее боготворят).
Довольно ль за отца, Комала, ты отмстила?
Но, ах, сим тень его лишь больше раздражила!
Героев ты пленя, познала горший плен.
Оскар, которым твой родитель умерщвлен, —
Кто б мог вообразить? — Оскар тебе любезен!
Вотще ты хочешь быть сама к себе строга,
Вотще желаешь зреть в Оскаре ты врага,
Увы! Среди любви рассудок бесполезен!
«Оскар! — Дермид в слезах ко другу так вещал. —
Оскар, кляни меня! Я твой соперник стал…
Комалу я люблю! Но ты пребудь спокоен!
Ты счастлив в ней, я нет…
Вкушай плоды любви, а я оставлю свет;
Умру, слез дружества достоин!
Мой друг, в последний раз ты мне послушен будь,
Возьми свой меч и им пронзи несчастну грудь!..»
«Что слышу? — рек Оскар, сугубо изумленный. —
Ужель Дермид меня способным чает быть
Кровь друга своего дражайшего пролить?
Бывал ли таковой злой изверг во вселенной?
Дермид! хотя ты мне совместник по любви,
Но я лишь помню то, что ты мой друг… живи!»
«Мне жить? Ах, нет, мне век уж не прелестен!
Рази меня, доколь невинен я и честен…
Рази!.. Иль хочешь ты меня столь низким зреть,
Чтоб выю я простер под недостойну руку,
Дабы со срамом умереть?
Оскар, не множь мою ты муку,
Дай смерть рукой своей и верь мне, что она
Пробудет для меня и для тебя славна!»
«Дермид, ты требуешь? О горестная доля!
Зри слезы… Что сказать?. твоя вершится воля!
По что, ужели ты с бесславием умрешь?
Как агнец, выю сам под острие прострешь?
Ступай, вооружись, назначим место боя!
Сражен твоей рукой, безропотно паду
Или, сразя тебя, сам путь к тебе найду».
Уже они текут на брег шумящей Гранны,
Где были столько крат победой увенчанны.
Остановляются. В слезах друг друга зрят.
Безмолвствуют, но, ах, сердца их говорят!
Объемлются; потом мечами
Ударив во щиты, вступают в смертный бой,
Уже с обеих стран лиется кровь ручьями;
Уже забвен был друг — сражался лишь герой,
Но чувство дружества Оскара просвещает:
Оскар, воспомня то, что друга поражает,
Содрогнулся и свой умерил пылкий жар.
Дермид же, в смерти зря себе небесный дар,
Отчаен, яростен, опасность презирая,
Бросается на меч, колеблется, падет
И, руки хладные ко другу простирая,
С улыбкой на устах сей оставляет свет.
Оскар, отбросив меч, очам его ужасный,
Источник пролил слез и горько восстенал:
«Кого ты поразил рукой своей, несчастный?» —
На труп взирая, он вещал. —
Се друг твой и Дермид, тобою убиенный!
А ты, ты, кровию Дермида обагренный,
Еще остался жив! Оскару ль то снести?
Умри, злодей, умри!.. Комала, ах, прости!"
С сим словом путь к своей возлюбленной направил,
Котору посреди смущения оставил.
С пришествием его она узрела свет.
«Но отчего Оскар толь медленно идет? —
Комала говорит. — Плачевно он взирает
И рук своих ко мне уже не простирает…
Вздыхает… Небеса! Какой еще удар!
Дражайший мой, скажи, что сделалось с тобою?»
«Комала! — рек Оскар. —
Внимай, тебе я стыд и грусть мою открою!
Известна ты, что я доднесь в метанье стрел
Подобного себе из воинов не зрел:
Стрела, которую рука моя пускала,
Всегда желаема предмета достигала;
Но днесь, о стыд, о срам, о горька часть моя!
Искусства я сего, сверх чаянья, лишился,
И славы блеск моей навек уже затмился!
Комала, видишь ли близ оного ручья
Надменный дуб, главу меж прочих возносящей,
И светлый оный щит, внизу его висящий?
Сей щит Гармуров был,
Которого мой меч дни славны прекратил.
Кто б думал, чтоб рука, пославши смерть герою
(О стыд, о вечный стыд! куда тебя сокрою!),
Пронзить в средине щит бессильною была?»
«Оскар, — с улыбкой дщерь Уллинова рекла, —
Утешься! Мой отец… прости, что я вздохнуло,
Хоть властвует любовь, природа не уснула…
Дражайший мой отец в младенчестве своем
Учил меня владеть стрелой и копией.
Пойдем, любезный мой! Мне счастье вместо дара
Пособит, может быть, загладить стыд Оскара».
Посем они спешат в уединенный лес,
Где им назначен был рок лютый от небес.
Достигши до него, Комала отступает,
Остановляется и лук свой напрягает;
А между тем Оскар скрывается за щит…
Увы! Летит стрела и в грудь его разит!
«Благодарю тебя, — он рек, упав на землю, —
Что от руки твоей, Комала, смерть приемлю!
Достоин я сего: я друга пролил кровь!
Закрой, дражайшая, закрой мои зеницы;
Простись со мной и две гробницы
Своим любовникам готовь!»
Вздохнул и кончил жизнь… Отчаянна Комала
Недолго труп его слезами орошала:
В Оскаре счастие, вселенну погуби,
Вонзила острый меч немедленно в себя.
Три жертвы, бедственно любовию сраженны,
По смерти стали бы навеки сопряженны,
Чувствительны сердца их вместе погребли
И кроткий памятник над ними вознесли,
Который и поднесь в дубраве существует
И их печальную кончину повествует.
Когда пресветлый Феб с лазуревых небес
В полудни жаркие лучи распространяет,
И сладостный зефир во густоте древес
От зноя утомлен, едва не умирает,
Невинны пастыри незлобивых овец
Стекаются вкушать при гробе сем отраду,
Где, вспомня жалостный почиющих конец,
Лиют потоки слез, забыв идти ко стаду.
1788
