«а жена / смотрителя маяка / держит себя в руках»
опускаясь на дно бокальное. опускаясь на складки простыни,
пробегая по хлопку пальцами, а на нем — штукатурка стен
остается сухими гроздьями. залатать не хватало роста ей,
только память — пугливый родственник — не позволила опустеть,
отпустить этикеткой в воздухе, ароматом парфюма cherry-pie,
что носила когда-то — в грацию да в сомнение облачась;
а теперь и гнилое яблоко не червивей пустого черепа,
что сидит позвонками шейными на сутулых ее плечах.
волны ловят ее движения, ветры шепчутся — верит каждому,
по сетям рыболовным спутана, притягательна и мила;
на мели корабли усталые, только брызги не ждут аdagio —
по камням разойдутся стаями пестрых кошек-гаттамелат.
якоря обрастали комьями, капитаны хвалились рубками,
посетила надморье-комнату, и дрожали ее уста:
«расскажи, океан, что помнится. и насколько лопатки хрупкие,
как однажды они ударились о твою ледяную сталь»
/как она поравнялась с чайками, провалилась в оковы жидкие —
безвоздушными злыми чарами захлебнулся ее причал/
он в проходе возник нечаянно, опрометчиво, неожиданно,
и, наверное, закричала бы; только призраки не кричат.
он — живой. смоляные волосы даже временем не укушены,
из тарелки тянуло грушами, только выпала вон из рук,
но глаза неподвижны, скошены, будто панцирь пустой ракушечный —
это зрение, заключенное в беспросветную конуру.
он — телесное настоящее, нецелованный паутинами;
«я не вижу тебя, но чувствую, ощущаю в груди укол.
не заметил простую истину за коробкой своей хитиновой —
ты светила сильнее тысячи самых красочных маяков»
«доля призрака — неспокойствие, и от этого не закрыться им,
безголосые и безлицые, неуспевшие заржаветь»
пролетела одним движением над скрипящими половицами
и накрыла ладонью-лилией полукружья холодных век.
колориты вливались в радужку, отзываясь внутри чечетками,
расступились завесы черные, обнажив многоцветный мир;
доля призрака — безучастие; эта заповедь перечеркнута,
а носитель ее отчаяна — не получится надломить.
а носитель ее — бесстрашная, невесомая и капризная,
исчезала слоями-призмами, незаметными для других;
покатился над побережьями отголосок пустого призрака,
зажигающий на мгновение все возможные маяки,
заплативший существованием за нарушенные условия
безучастия, неспокойствия, невторжения в чью-то жизнь;
он увидел ее сожжение — перепугана, но не сломлена,
и готовая все сияние до последнего обнажить.
доля странника — неизвестное. капитаны — хмельные лодыри,
и полярную-путеводную не стараются отыскать;
а киты собирались стаями, напевая одну мелодию:
«так легка и недосягаема, так свободна и высока
над уровнем моря».
