Поезд летит во мраке,
в Крыма полночной басме,
в звездах, в железных искрах —
в красных слезах колес.
Цепь тарахтит на баке.
Вспыхивает и гаснет
фонарь — как в кино артистка.
Ветер. Дым папирос.
Дайте мне вашу скуку,
я расскажу вам что-то
простое, как ваше детство,
таинственное, как путь.
Я вам сочиню разлуку,
тревогу, любовь и муку,
цель сочиню и средства,
а если как след копнуть,-
я вам сочиню столетья
вашей чудесной жизни,
я вам сочиню размахи
таких небывалых сил,
что вырастут ваши дети,
и вы победите страхи,
и козни, и все болезни,
и вспомните — колесил
какой-то вагон по Крыму
(«Дайте мне вашу скуку!
Я расскажу вам что-то,
таинственное — как путь...»),
и было там ветра-дыму
(«Я вам сочиню разлуку...»),
и лязга на поворотах,
и вы не могли уснуть,
а жизнь обещала косность,
и вечную грубость быта,
и явное малокровье
надежд, что когда-нибудь…
Но («Дайте мне вашу скуку!») —
доверчиво и открыто
вы слушали пустословье,
таинственное — как путь,
таинственное — как память,
как воля скалы и воска,
как ритмы Луны и саги,
как истина с детских уст!
Но кто-то не дал увянуть
пророчеству, отголоску
цыганистой колымаги,
стихии магнитных чувств!
И то, что казалось пусто-
словием, звонством, бредом,
уже расцветало густо
и требовало скорей
жизнь удлинить — до хруста!-
смириться с ее расцветом.
… Колеса перебегали
с дактиля на хорей.
И жизнь обещала муку,
крупную ломку быта,
громы над головою,
крепкую перекруть,
Но («Дайте мне вашу скуку!») —
доверчиво и открыто
вы слушали роковое,
единственное — как путь,
воинственное — как сила
цыганского полуслова,
пророческого напева,
летящего на арбе.
И вам отворилась жила —
ни доброго там, ни злого,
ни права там нет, ни лева,
но слово равно судьбе!
И вы обрели столетья
вашей чудесной жизни,
и вы обрели размахи
таких небывалых сил,
что выросли ваши дети,
и вы победили страхи,
и козни, и все болезни,
и вспомнили — колесил
какой-то вагон по Крыму,
и было там ветра-дыму,
и с лязгом на поворотах
стальную несло арбу…
Но — дайте мне вашу скуку!
Я вам сочиню разлуку,
тревогу, любовь и муку,
я вам удлиню судьбу —
до хруста!
