Вот огромный поезд из Ростова
С грохотом примчал твои глаза,
И не только сам,— восторгом снова
Дрогнул и московский мой вокзал.
Словно там, в глазах, взгорался порох
Так и порывалась взглядом их...
И пошла, взлучая черный всполох,
Чаровать знакомых и чужих.
Даже и приказчик магазина
Облик свой прилавочный терял
И твое простое имя — Нина,—
Услыхав, невольно повторял.
Черный всполох глаз и это имя!
Как твой образ мною завладел!
Мнилось, что твоими же, твоими
На тебя глазами я глядел.
Теребил ли день в житейском рвенье,
Иль склонялся ночи тихий час,—
Так вот и ворочалась в виденье
Всполохом прекрасных черных глаз.
Были нежны помыслы и грубы:
Длить восторг иль, тело обнажа...
И теснились пьяной тягой губы,
Слитной завистью дрожа.
Вдруг твои глаза назад мотнулись,
И, как я, готовый загрустить,
Каждый угол переулков, улиц
Их просил подольше погостить.
И просила каждая витрина:
«Милая, помедли, погляди!»
А в груди-то у меня, в груди
Так и колотилось: «Нина, Нина,
Нина, Нина, погоди!»
Погоди! В волненье вдохновенном,
Под прекрасный черный всполох глаз,
Эх, о самом, самом сокровенном
Я б тебе поведал свой рассказ.
Но огромный поезд в даль Ростова
От меня умчал твои глаза.
Дрогнул сам прощальной дрожью слова,
Дрогнул и московский мой вокзал.
