Севастополь — Ялта

В авто

   насажали

        разных армян,

рванулись —

      и мы в пути.

Дорога до Ялты

        будто роман:

все время

     надо крутить.

Сначала

    авто

      подступает к горам,

охаживая кря́жевые.

Вот так и у нас

       влюбленья пора:

наметишь —

      и мчишь, ухаживая.

Авто

  начинает

       по солнцу трясть,

то жаренней ты,

        то варённей:

так сердце

     тебе

       распаляет страсть,

и грудь —

    раскаленной жаровней.

Привал,

    шашлык,

         не вяжешь лык,

с кружением

      нету сладу.

У этих

   у самых

       гроздьев шашлы —

совсем поцелуйная сладость.

То солнечный жар,

         то ущелий тоска, —

не верь

    ни единой версийке.

Который москит

        и который мускат,

и кто персюки́

       и персики?

И вдруг вопьешься,

         любовью залив

и душу,

    и тело,

        и рот.

Так разом

     встают

         облака и залив

в разрыве

     Байдарских ворот.

И сразу

    дорога

        нудней и нудней,

в туннель,

     тормозами тужась.

Вот куча камня,

        и церковь над ней —

ужасом

    всех супружеств.

И снова

    почти

       о скалы скулой,

с боков

    побелелой глядит.

Так ревность

       тебя

         обступает скалой —

за камнем

     любовник бандит.

А дальше —

      тишь;

         крестьяне, корпя,

лозой

   разделали скаты

Так,

  свой виноградник

           по́том кропя,

и я

  рисую плакаты.

Пото́м,

   пропылясь,

         проплывают года,

труся́т

   суетнею мышиной,

и лишь

    развлекает

         семейный скандал

случайно

     лопнувшей шиной.

Когда ж

    окончательно

           это доест,

распух

    от моторного гвалта —

— Стоп! —

     И склепом

          отдельный подъезд:

— Пожалте

     червонец!

          Ялта.