Тореадор

Николай КРАСИЛЬНИКОВ

ТОРЕАДОР

Кого я боялся больше всех, когда был маленьким? Нет, не драчуна Витьку-Чучапару, который мог подойти и, причмокивая, запросто отобрать конфету или бутерброд с колбасой и отпустить при этом шелбанчик.

Не задиристую собачонку по кличке Гитлер, порвавшую на мне новые штаны со штрипками.

Не молнию, однажды кнутом просверкавшую над моей головой.

Боялся я нашего петуха. Отец принёс его как-то с Тезикушки – местной птички и пустил гулять по двору. Это был необычный петух – с длинной змеиной шеей, кривоклювый, худущий, как трёхколёсный велосипед, и с ржавыми тугими перьями.

– Бойцовский, – пояснил отец, и, придавая, большую значимость экзотичному новосёлу, поднял большой палец к небу.

– Ни пуха, ни мяса… А вместо короны на макушке тюбетейка, – пожурила мама. – На кой он тебе сдался?

– Для красоты!

– Было бы чем любоваться, – сказала мама.

– А характер? – озорно подмигнул отец.

И действительно – петух вскоре показал свой «характер». Что там соседские петухи и соседские кошки! Гитлеру спуску не давал. Насядет псу на загривок и долбит, долбит, пока тот с пронзительным визгом не унесёт петуха на себе подальше от людских глаз… С того дня Гитлер стал прятаться от драчуна, как сова от солнца.

За такую безоглядную драчливость и горделивую осанку мама дала петуху не совсем привычную уважительно-насмешливую кличку Тореадор. Бывало идёт мимо него и напевает: «Тореадор, Тореадор…»

Всё бы ничего… Но петух добрался и до меня.

Летним утром мы пили чай под виноградником. Я был в одних трусиках. Макаю себе в сладкий чай баранку и с аппетитом уплетаю. Никто и не заметил, как сбоку ко мне подкрался Тореадор. Примерился, примерился – да как долбанёт меня клювом в щиколотку!

– Ой! – подпрыгнул я, чуть не разбив свою любимую цветастую чашку.

– Кыш, кыш! – замахала мама полотенцем.

Тореадор отпрыгнул в сторону и, не спеша, вернулся к своему куриному «гарему».

Но минут через пять снова напомнил о себе. Теперь уже удар пришёлся по плечу.

Мама сердито отогнала драчуна.

– Чего он к тебе пристал? – сказала она и подозрительно осмотрела меня.

Улыбка в её глазах разрешила загадку.

– Ну и Тореадор, – вздохнула мама. – Родинки твои, наверно, принял за зёрнышки. Ты у меня счастливый, сынок! – и нежно провела ладонью по моей стриженой голове.

«Ничего себе, счастливый! – размышлял я после. – Зачем мне такое счастье, если оно приносит боль?»

Тореадор по-прежнему не давал мне проходу. Бегал по пятам. Клевал.

Пришлось даже в самую жару надевать рубашку с длинными рукавами и штаны. Хоть и неприятно, но безопасно: петух отстал.

А вообще смельчак Тореадор вёл себя «на грани риска». Иногда он пропадал, и его находили в едва остывшем тандыре – глиняной круглой печи Зухры-апы: мог быть испечённым вместе с лепёшками. Я тогда не без грусти подумал: «С каким удовольствием Гитлер слопал бы цыпу табака!». Находили петуха и в глубоком подвале мирхаевского дома, – мог бы запросто помереть с голоду, находили Тореадора разгуливающим по соседской черепичной крыше.

Как он туда залетал, оставалось загадкой.

Залетать-то залетал, а вот спуститься на землю боялся: высоко. Приходилось втроём – Янику, Сами и мне снимать петуха с крыши. Нет бы, поблагодарить за спасение, так он ещё пребольно тюкал нас клювом.

Как-то наш отчаюга Тореадор помчался за кошкой – маминой тёмноресничной красавой, выскочил на улицу и угодил под колесо «матачикла» – так сказала Зухра-апа – Витьки-Чучапары.

Теперь я мог скинуть надоевшие рубашку и штаны, снова ходить в трусиках и майке.

Хотя мама и называла последнее время Тореадора за неразумные поступки «занозой в глазу», мне петуха всё равно было жалко.

Художник Сергей Широков