Вера по привычке открывает глаза. Невидяще смотрит в пустоту, пытаясь понять, день сейчас или ночь. Безуспешно.
Вздохнув, она садится и касается босыми ступнями пола. Сквозняк тут же обнимает щиколотки и холодными мурашками заползает выше, по коленкам прямо к сердцу. Вера прижимает руку к груди и пытается унять хаотичный стук внутри, напоминая себе в который раз, что всё в порядке, так и должно быть.
Скрип шагов. Вера замирает, вслушиваясь в звук чужого приближения. Дуновение воздуха — кто-то остановился рядом, и чья-то ладонь ложится на макушку. Девушка закрывает глаза и глубоко вздыхает. Тепло руки выгоняет сквозняковый мороз из сердца как по волшебству.
— Доброе утро, принцесса.
Папин голос звучит ласково, но печально. Рука исчезает с макушки, а затем мягко касается холодных девичьих пальцев. Вера привычно — уже привычно — изучает чужую руку. Сухая обветренная кожа, мозоли и обручальное кольцо на безымянном пальце. И правда папа.
Вера пытается улыбнуться и бормочет ответное «Доброе утро». Обхватывает папину руку и встаёт. Первый шаг даётся тяжело. Вера никогда не думала, что это так страшно — страшно шагать в никуда. А теперь каждый её день начинается с этого самого трудного шага…
Папа чувствует её нерешительность и чуть крепче сжимает руку. Вера знает — он отдал бы всё на свете, лишь бы избавить её от этого страха. Но, увы, теперь ничего не изменить.
По крайней мере, Вера успела узнать, как выглядит солнце, какого цвета небо и насколько зелёной бывает трава. По крайней мере…
Вера останавливается и зажимает свободной рукой рот. Крик отчаянья рвётся наружу, но девушка силой запихивает его обратно и пытается проглотить. Нет, нельзя, нельзя, нельзя — папа расстроится, если она закричит, и мама снова будет плакать, закрывшись в ванной, чтобы Вера не услышала.
Но Вера слышит. Теперь она слышит всё, что происходит в квартире, но не говорит об этом. Она вообще теперь мало говорит. Почему-то вместе со зрением пропало желание говорить, словно не видя ничего, ты всегда говоришь с пустотой. Словно ты остался в этом мире совсем один.
Папина ладонь соскальзывает, и Вера зачерпывает пальцами пустоту. Крик внутри сменяется паникой. Она осталась одна? По-настоящему одна? Но не успевает Вера до конца осознать ужас своего одиночества, как папины руки мягко сжимают её плечи и тянут вперёд, в горячие папины объятия. Девушка слышит, как возле её щеки тревожно колотится папино сердце, а волосы на затылке трепещут от папиного дыхания.
— Всё хорошо, Вера, я рядом, — шепчет папа, прижимая её к себе. — Я всегда буду рядом, ты никогда, слышишь меня, никогда не будешь одна. Обещаю.
Вера кивает. Она не видит, но почему-то знает, что папа плачет. Мужчины сильные, они не должны плакать, но сейчас её папа так слаб и беспомощен, что не может не плакать. Вера делает вид, что не знает об этом. Для неё папа всегда будет настоящим мужчиной. Всегда.
— Я люблю тебя, папа, — шепчет Вера, и крик, который рвался из неё несколько минут назад, кажется ей куда тише, чем её шёпот.
— Я тоже люблю тебя, принцесса. Что бы ни случилось, мы справимся. Не бойся, хорошо? У нас всё получится…
Папа продолжает что-то говорить, но Вера уже не слушает. Она закрывает глаза и думает о том, что тоже должна быть сильной. Как папа. Она справится.
Нет, не так.
Они справятся. Вместе.
