Когда я был влюблен…

Когда я был влюблен (а я влюблен

Всегда — в поэму, женщину иль запах),

Мне захотелось воплотить свой сон

Причудливей, чем Рим при грешных папах.

Я нанял комнату с одним окном,

Приют швеи, иссохшей над машинкой,

Где, верно, жил облезлый старый гном,

Питавшийся оброненной сардинкой.

Я стол к стене придвинул; на комод

Рядком поставил альманахи «Знанье»,

Открытки — так, чтоб даже готтентот

В священное б пришел негодованье.

Она вошла спокойно и светло,

Потом остановилась изумленно,

От ломовых в окне тряслось стекло,

Будильник тикал злобно-однотонно.

И я сказал: «Царица, вы одни

Сумели воплотить всю роскошь мира,

Как розовые птицы — ваши дни,

Влюбленность ваша — музыка клавира.

Ах! Бог любви, загадочный поэт,

Вас наградил совсем особой меткой,

И нет таких, как вы…» Она в ответ

Задумчиво кивала мне эгреткой.

Я продолжал (и резко за стеной

Звучал мотив надтреснутой шарманки):

«Мне хочется увидеть вас иной,

С лицом забытой Богом гувернантки;

И чтоб вы мне шептали: „Я твоя“,

Или еще: „Приди в мои объятья“.

О, сладкий холод грубого белья,

И слезы, и поношенное платье».

А уходя, возьмите денег: мать

У вас больна, иль вам нужны наряды…

…Мне скучно всё, мне хочется играть

И вами, и собою, без пощады…»

Она, прищурясь, поднялась в ответ,

В глазах светились злоба и страданье:

«Да, это очень тонко, вы поэт,

Но я к вам на минуту… до свиданья!»

Прелестницы, теперь я научён,

Попробуйте прийти, и вы найдете

Духи, цветы, старинный медальон,

Обри Бердслея в строгом переплете.